Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе (Елизарова) - страница 51

– Угу… Я вижу, ты уже наигралась. Все, финита ля комедия?

– Ну что ты! Вовка – это слишком долго, слишком серьезно. Я думаю, не столько личность человека, сколько общие воспоминания и пережитые рядом с ним ощущения – вот что по-настоящему привязывает, и чем этого больше в сумме, тем сложнее оборвать. Хотя, возможно, бывают такие случаи, когда люди, не имея никакой истории, случайно встретились и случайно расстались, но не могут забыть об этом всю жизнь. Только это не про меня. Должно быть, это какая-то особая разновидность придурков.

– Придурков… Не суди да не судима будешь. Не верю я в случайности. У них обязательно есть история. Просто она началась в предыдущей жизни, а в этой еще не закончилась. Еще преподобный Серафим Саровский говорил: «Кто верит в случайности, тот не верит в Бога».

– Ну… Хорошо так сказанул! Запомню.

Вера и Надя

8 декабря

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Точно, больше ничего?

– Ничего.

– Клянешься?

– Клянусь.

– Повтори еще раз дословно.

– Вер, не я же с ним разговаривала, так что дословно не смогу. Алексей сказал, что Ромка уехал на секретные учения. Мать в известность не поставил потому, что сначала не знал, надолго ли, потом у него телефон пропал, а потом…

– Ну не мямли!

– А потом испугался.

– Чего?!

– Что ты распсихуешься, кричать начнешь, весь город на уши без толку поднимешь… А там ему нельзя по телефону разговаривать, тем более по чужому, и вообще эмоциям волю нельзя давать…

– Ясно. А взять и исчезнуть, потом дяде Леше позвонить, а не матери, значит, можно?

– Вер…

– Да не гладь ты меня, вон люди уже косятся. Надь, я верю, что ты сразу позвонила, как только узнала. Прости меня, есть грех, знаю, что взрывная, ты представить не можешь, как я потом корю себя за несдержанность. Такая уж есть, заново себя не напишешь, тем более в нашем возрасте.

– Алексей даже мне сначала не сказал, сразу тебе начал звонить, после первого Ромкиного звонка. Хотел не через меня, а сам, правильные, разумные слова подобрать, но ты на его звонки не отвечала. Вер, Ромке-то уже двадцать три… По закону он давно имеет право самостоятельно распоряжаться и телом и душой.

– Не повторяй херню за своим мужем. Уф… Дай-ка платок. Что-то вспомнилось… Как будто уже сон. Это классе в десятом было. У них классная руководительница, последние два года, такая была – учитель от Бога. Единственная изо всех этих мымр, которая мне нравилась. Всю себя ребятам отдавала, по русскому спуску никому не было, к театрам приучила, даже в походы находила время и силы с ними ходить. Таким людям памятник при жизни надо ставить. С одним-то не знаешь как совладать, тем более в таком поганом возрасте, а тут их тридцать. Ну а у них-то в пятнадцать-шестнадцать лет в башке – что? В поле ветер, в жопе дым. Ершистый Ромка стал, будто в одну ночь подменили – ни поцеловать, ни слова сказать. У тебя еще все впереди… Так вот, узнала я от мамаши одной в последний момент, что у учительницы нашей день рождения. Я тогда два через два работала, был у меня как раз выходной. Бросилась в цветочный, не торгуясь купила огромный букет алых роз – она заслужила. Прибежала в школу к концу учебного дня, только-только уроки закончились. Дети, будто звереныши, отовсюду вылетают, орут, дерутся – жуть… Ромке набираю – он, паразит, тогда уже моду взял не отвечать. Я к кабинету русского – открыт, никого нет, и на столе до тошноты безвкусный букет от родительского комитета. Ушла уже наша учительница домой, день рождения все же.