Про Дмитрия Павловича сказала сразу как есть, какой теперь смысл что-то скрывать?
Ромка, на удивление, обрадовался, даже как будто успокоился.
«Давай, – говорит, – куда-нибудь завтра все вместе сходим. Я, – говорит, – по Москве очень соскучился».
Отсыпался всю субботу, а к вечеру начал свой стол письменный разбирать. С девкой той он еще до отъезда расстался, мне сказал, что остались хорошими друзьями. Она до конца года дожила в квартире, которую они снимали, и к маме обратно переехала. Такие дела. Мы до двух ночи чай пили, «Осенний марафон» по телевизору шел, и Ромка, оказывается, в первый раз этот фильм увидел и увлекся, мол, мам, помолчи, дай досмотреть.
А в воскресенье, на Пасху, ходили в «Парк Горького».
Чистый, нарядный парк, и все, что там устроено по-новому, сделано с умом: куча вагончиков с едой, кафешки разные, везде какие-то конкурсы и мастер-классы, девчонки с розово-сиреневыми волосами под музыку пляшут, и рядом бомж извивается, чудной такой, но пластичный, забавно… Для всех там местечко нашлось – весна!
А мы даже на велосипедах покатались.
Потом добрели до ресторанчика кавказской кухни, на солнышке уже тепло, и мы рискнули сесть на улице, Ромка-то теперь курит в открытую… Ох!
Красивый мужик получился, девки на него так и пялились.
С Дмитрием Павловичем они сошлись, будто всю жизнь знакомы. Беседовали, о чем-то спорили, но без напряга.
Цыганенок чумазый цветы в корзинке разносил-продавал, и мужики купили мне большой букет роз.
Сижу, слезы сами из глаз катятся, солнышко апрельское греет…
Люди вокруг довольные, некоторые смельчаки прямо в одних свитерочках – весна!
На коленях букет, на столе чайничек белый и три чашки, Дмитрий Павлович какие-то свои сигарки достал, сам закурил, угостил Ромку.
Смотрела и понимала, что все это останется в моей памяти навсегда, старалась глубоко-глубоко вобрать все это в себя, вдыхая полной грудью.
Мы ведь вспоминать у той, последней черты, будем один какой-то день, несколько самых лучших минут этого дня…
Вся наша жизнь – один день, одна встреча.
Я и раньше это знала, да думала, что у меня-то никакой новой жизни точно уже не будет. А так думать нельзя, такие мысли прерывают движение.
Но ты должна это понимать лучше всех теперь, когда находишься там, в самом сердце танго.
Уф… С институтских времен столько не писала. Про жизнь – это тебе не рецепт выписывать.
С Кристинкой, сама знаешь, связь поддерживаю регулярно. Мальчишки вроде успокоились, ждут, когда врачи отпустят маму с лечебных вод. Дочь твоя ловкая выросла девка, внимательная и понятливая.