– Все еще на повестке дня.
– Именно. Честно говоря, Маркус, я не знаю, что делать. Мы уже пытались подавить хамелеона в тебе, но без донора это невозможно. Ради Нелл, тебя самого и того, кем ты был раньше, я надеялся, что ты сможешь контролировать вторую половину, но теперь мы точно знаем, что это не так. Как бы ты поступил на моем месте?
– Хватит, Антуан, – Маркус наконец посмотрел на него. – Давай не будем играть в эти игры? Ты уже все решил, просто тебе не хочется, чтобы это было твое решение. Ты хочешь разделить со мной ответственность за него? Или ждешь, что я поведу себя как чудовище, которым мне суждено стать уже совсем скоро, и это облегчит груз на твоей совести?
– Зря ты так. – В глазах Антуана появился укор. – Не думай, что мне все равно. Или что мне нравится все это. Но у меня такая должность, что именно мое слово – решающее. И ответственность за последствия решения будут на мне. Неважно, какое решение я сейчас приму, на совести у меня все равно никогда не будет спокойно. Да, я думаю, что знаю, как надо поступить. Но я боюсь ошибиться. Так что бы ты сделал на моем месте?
– Хочешь верь, хотешь – нет, но я никогда не желал быть монстром. Меня злило, что вы пытаетесь изменить меня и Лину. Я не считал нас ни хорошими, ни плохими, просто другими. Меня злило, что вы хотите сделать нас нормальными, есть в этом что-то неправильное, да?
Антуан молча кивнул. Маркус отвернулся, не чувствуя в себе решимости и дальше смотреть ему в глаза.
– Я не хочу становиться настоящим монстром. Не хочу убивать всех этих людей. Не хочу причинять вред Нелл. Если это единственный путь, по которому я могу пойти, я согласен сойти с дистанции досрочно.
Антуан долго смотрел на него, Маркус чувствовал его взгляд кожей. Потом у него вырвался тяжелый вздох. Он подошел ближе, чтобы иметь возможность говорить еще тише, и Маркус почему-то скрестил руки на груди, словно чувствуя потребность закрыться от него.
– Знаешь, я действительно ненавижу магов. И все, что связано с магией. Именно поэтому я в свое время вступил в ряды Корпуса Либертад. Мне кажется, что в мире должно быть больше невозможного. Когда я узнал, кто ты, я разозлился. Не столько на тебя, сколько на тех, кто сделал это с Маркусом, которого я знал. Он был дорог мне, я любил его почти как сына. И ненавидел тебя, потому что мне казалось, что ты – извращение. Оскорбление его памяти. Нечто противоестественное.
Его голос дрогнул, Антуан сделал еще один судорожный вздох, тяжело сглотнул и продолжил:
– Но теперь я смотрю на тебя и снова вижу его. Без всяких пересадок костного мозга, без подавления хамелеона. Мы долго изучали тебя, но я до сих пор ничего не знаю о тебе. О том, сколько в тебе от прототипа, сколько от хамелеона и сколько своего собственного. Единственное, что я знаю наверняка, – это то, что ты мне нравишься. И мне очень хочется найти какой-то другой способ.