— … Ох, екарный бабай, ты же ведь и не знаешь!
Виталик отошел от кухонной раковины и, виновато комкая в маленьких плотных ручках посудную тряпку, подсел на краешек дивана к Глебу.
— У Жанки дочку-то убило. На майские. Завтра сорок дней уже будет.
Глеб напрягся, оперся кулаками на стол.
— Ты что, серьезно? Маришка… Маришки нет?.. Как это?
Опустив глаза и вздыхая, Виталик начал разглаживать пальцами скатерть на краю стола.
— Дак они все поехали на шашлыки на майские, второго числа. Мы-то с Антониной были в деревне у матушки, там праздновали. А из наших мужиков поехали-то тогда Назар, Данилов Герка, Марек. Они мне все потом про это и рассказывали, и каждый, да и так в компаниях не раз вспоминали это происшествие. Ну вот собрались-то они на наше место, где, помнишь, еще осенью были в позапрошлом году, когда ты на юбилей-то прилетал? Бабы с детьми должны были позже подтянуться, к обеду, они всей кучей еще в магазин заезжали, за приправами там за всякими, за зеленью. Марек примчался первый, как всегда, костер разжечь, дров приготовить, ну все такое… Потом вроде Вадик Назаров с мясом подъехал, он мариновал дома с вечера баранину для шашлыков, в кефире вроде, не знаю… Как так получилось, что Герка сам с дочкой, с Маришкой-то, у костра так рано появился, никто толком-то и не понял. Она ведь должна была быть с матерью, та предупреждала, что попозже на берег ко всем подрулит. Хорошо, что еще Людмила Назарова тогда не приехала, планировала-то ведь вроде вместе со всеми, да у нее самой дочка неожиданно приболела. Ну вот когда у костра были Маришка, Назар и Данилов, тут этот старый снаряд и грохнул в огне-то.
Хмурый Глеб встал, неспокойно заходил от окна к двери по маленькой квадратной кухоньке. Виталик убедился, что пространства вокруг стола для двоих вдруг стало не хватать, и уныло сидел на краешке диванчика.
— Ну чего ты, Глебка? Чего задумался-то так сильно? Давай выпьем за упокой, что ли…
Виталик страдальчески смотрел на друга. Потом потихоньку привстал, неловко, но настойчиво, подталкивая животиком, отодвинул Глеба от плиты, усадил его ласково на диван, негромко начал снова говорить.
— Марек-то, Азбель, все продает свои спиннинг и да грузила, магазин-то рыболовный свой расширяет, пристройку делает из соседней квартиры, с пенсионером за стенкой договорился, другую квартиру деду подыскал, оплатил вроде уже все ему полностью… Чего-то он еще с рыбной инспекцией областной затевает по участкам на речке, какое-то выгодное спортивное рыболовство там организовывает…
— А у Марека свояк-то есть, помнишь? — Виталик осторожно наклонился к Глебу. — Ну помнишь, свояк еще у него — милиционер, сейчас числится каким-то вроде оперативником. A-а, так себе у мужика службочка… Раньше-то этот свояк работал в приемнике-распределителе для малолеток, дак он там начал книжки писать, детективы для газет! На дежурстве-то скучает, вызывает к себе в кабинет, будто на допрос, пацана, распиши, говорит, мне свою историю, любезный. Имена, фамилии, если хочешь, измени, ну еще там названия выдумай какие. Мальчишке надоест до чертиков в камере, а тут — светло, музыка, дядька сигарету разрешил… Все малолетки у свояка-то писали в охотку, кто как умел. А он потом чуть подкумекает, нужную направленность придаст этим каракулям — и в газету. Держите, мол, страшную правду милицейских будней! Свояк-то, Бендриков, доволен — ужас! Хвастался сам, у него, говорит, за время работы с шантрапой таких историй штук сто накопилось!..