Можно покурить.
Я отворачиваюсь и смотрю в окно.
Переоденься и дай мне знать, когда будешь готов.
Хорошо.
Она выходит, я принимаю таблетки, одеваюсь, открываю дверь – она ждет меня. Улыбается и протягивает пачку сигарет.
Все в порядке?
Я улыбаюсь.
Спасибо.
Мы идем в холл. Телевизор, два дивана, стул, несколько торговых автоматов. Телевизор работает.
Хочешь содовой?
Я сажусь на стул.
Нет.
Все в порядке?
Киваю.
Да, спасибо.
Она выходит, а я чувствую, как таблетки растворяются в желудке. Смотрю в телевизор, но ничего не воспринимаю. Курю сигарету. Она обжигает.
Входит какой-то мужчина, идет ко мне и останавливается рядом.
Эй, парень.
Голос у него низкий и глуховатый.
Эй, парень.
Руки от плеч в шрамах.
Я вообще-то к тебе обращаюсь.
Шрамы идут до запястий.
Я вообще-то к тебе обращаюсь.
Я смотрю ему в глаза. Они пустые.
Что?
Он тычет пальцем.
Ты занял мой стул.
Я отворачиваюсь от него к телевизору.
Ты занял мой стул.
Таблетки растворяются в желудке.
Слышь, парень, это мой стул.
Меня не колышет.
Слышь, говнюк, это мой стул, черт тебя подери.
Я смотрю в телевизор, мужик тяжело дышит. Медсестра спешит к нам.
Что у вас случилось?
Этот говнюк сел на мой стул.
Тогда почему бы вам не сесть на диван?
Потому что я не хочу на диван. Хочу на свой стул.
На стуле сидит Джеймс. Можете сесть на диван, на пол или уйти. Выбирайте.
На хер Джеймса. Пусть сваливает со стула.
Вы добиваетесь, чтобы я вызвала охранника?
Нет.
Тогда выбирайте.
Он идет к дивану и садится. Медсестра наблюдает за ним.
Спасибо.
Он ухмыляется, она уходит, мы остаемся вдвоем. Я смотрю в телевизор, курю сигарету. Он смотрит на меня, грызет ногти и сплевывает огрызки в мою сторону, но таблетки растворяются у меня в желудке, клопы уползают, и мне все по барабану. Меня не колышет.
Смотрю в телевизор. Изображение замедляется. Замедляется до неузнаваемости. Картинка расплывается, голоса удаляются. Ни очертаний, ни слов, только вспышки огней и симфония гулов. Всматриваюсь в огни, вслушиваюсь в гул. Хочу, чтобы все исчезло, но оно не исчезает.
Мои веки опускаются. Пытаюсь их приподнять, но они не подчиняются. Тело опускается вслед за веками. Мышцы расслабляются, и я скольжу со стула на пол. Я не хочу на пол, мне не нравится на полу, но ничего не могу поделать. Пока я соскальзываю, халат цепляется за край стула, подол задирается до пояса. Я протягиваю руку, чтобы поправить халат, но она бессильно падает. Хочу приказать руке подняться и одернуть халат, но мой мозг меня не слушается. Мозг не слушается, и рука не слушается. Халат остается задранным.
Мужчина прекращает плеваться в меня огрызками ногтей, встает и идет ко мне. Сквозь щель опущенных век вижу, как он приближается. Понимаю, что он может сделать со мной все, что захочет, и я не в силах помешать ему. Понимаю, что он зол, и по его шрамам, царапинам, глазам ясно, что свою злость он обычно выражает через насилие. Мог бы я встать, уж ответил бы ему, но я не в состоянии даже пошевелиться. С каждым его шагом перспектива вырисовывается все яснее. Он сделает со мной все, что захочет, а я не в силах помешать ему. Не в силах помешать. Не в силах.