Я просила у охраны вызвать адвоката по иммиграции, но мне говорили подождать. Никто не давал советов или ответов. Некоторые женщины вообще не говорили по-английски, а некоторые говорили так быстро, что я за ними не успевала. Со дня на день, говорила я себе, Диди и Леон найдут меня и вытащат.
На двенадцатый день в очереди за овсянкой ко мне подошла китаянка с веснушками и сказала по-мандарински: «Пошли есть вместе. Я Лей». Я была так рада поговорить хоть с кем-то, что готова была ее расцеловать.
За овсянкой я узнала, что Лей родом из Шаньдуна и провела в палатке почти полтора года. Ее оштрафовали за превышение скорости в Чикаго и отправили к ICE.
— Полтора года? — Я изо всех сил старалась подавить панику мыслями о том, как вернусь домой к тебе и что эти двенадцать дней будут всего лишь сбоем в рутине. Воспоминания о наших делах меня успокаивали. Готовить ужин с Вивиан. Ездить на метро на работу. Говорить тебе с Майклом выключать телевизор и ложиться спать. Теперь эту надежду о возвращении отняли. — Я не могу здесь столько оставаться. Меня ждет семья, и они даже не знают, где я. — Я оглядела столы с женщинами, которые ели овсянку руками. Вилок и ложек постоянно не хватало.
— Некоторые здесь намного дольше, — сказала Лей. — Есть девушка по имени Мэри — она жила в Америке с шестимесячного возраста. Родилась в Судане. Училась в колледже, имела въездную визу, попала под арест в аэропорту, когда возвращалась после учебы во Франции. Правительство заявило, что родители так и не обновили ее иммиграционный статус, когда она была маленькой, и теперь ей нужно пройти медицинский осмотр. Только, конечно, осмотр стоит триста долларов, а в Ардсливиле таких денег не бывает. И она не может снять деньги в банке, потому что ICE заморозили ее счет. — Лей покачала головой. — Обычная история.
Никто ничего не знал. В судах по иммиграции слишком много дел, говорила Лей, и нам не доставались адвокаты — только судья, который решал, останешься ты или уедешь. Никто не знал, когда мы увидим этого судью, освободят ли нас, где мы в итоге окажемся.
Меня тянуло в сон, всё время жутко тянуло в сон. Оттого что я мало ходила, болели ноги. Раз или два в неделю охранники выпускали нас на час во двор — прямоугольник из колючей проволоки, достаточно большой, чтобы все бродили на расстоянии вытянутых рук друг от друга. За проволокой были гигантский американский флаг, хлопающий на горячем ветру, и открытый двор, тоже с проволокой, где, как сказала Лей, находилась отдельная тюрьма под названием Дыра. В ней, в других палатках, которых мы не видели, содержали мужчин.