Бунин, человек гениальной одаренности, никогда не пользовался шумной славой. Слава его была спокойная и уверенная, обходившаяся без скандалов. Повести «Деревня» и «Суходол», многочисленные рассказы («Митина любовь», «Дело корнета Елагина», «Господин из Сан-Франциско»), поздний роман «Жизнь Арсеньева», книга «Освобождение Толстого» прибавляли ему очки и вес вроде как автоматически, а конкурировать с ним современники не могли.
Он был свободен и независим. Славился своим трудным характером, нетерпимостью и резкими оценками: Блока называл «полупомешанным», Есенина — «пьяным писарем», Алексея Толстого — «жуликом», Горького — «обормотом». Но и в положительных оценках не ошибался — первым разглядел молодого Набокова, высоко оценил Твардовского за «Василия Теркина».
Мало кто знает, что начинал он как переводчик стихов — переложил с английского поэму Генри Лонгфелло «Песнь о Гайавате», выдержавшую в его блестящем переводе с 1898 по 1917 год тридцать (!) изданий. Его собственные стихи забылись надолго, может, потому, что он не «раскручивал» себя так, как крикливые и куда менее одаренные стихотворцы. Помнилось лишь стихотворение «Одиночество», которое любил читать вслух актер Василий Качалов (однажды даже прочел его по радио) и которое называли «манифестом брошенных мужей»: «Что ж, камин затоплю, буду пить. / Хорошо бы собаку купить».
Не все стихи Ивана Бунина одинаково хороши. Однако в лучших своих вещах он достигал необыкновенной высоты. Не терпя всяческих экспериментов и новизны, придерживаясь традиции простоты и ясности, он много раз восходил на высочайший поэтический уровень, вставал рядом с великими предшественниками. Лучше всего ему удавался жанр мгновенной поэтической зарисовки.
Интересно, что в кабинете Сталина после смерти «вождя народов» в ящике стола нашли единственную поэтическую книгу — сборник стихов Бунина, заложенный на стихотворении «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет — Господь сына блудного спросит:
«Билли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все — вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным Коленам припав.
Могила в скале
То было в полдень, в Нубии, на Ниле.
Пробили вход, затеплили огни —
И на полу преддверия, в тени,
На голубом и тонком слое пыли,
Нашли живой и четкий след ступни.
Я, путник, видел это. Я в могиле
Дышал теплом сухих камней. Они
Сокрытое пять тысяч лет хранили.
Был некий день, был некий краткий час,
Прощальный миг, когда в последний раз