Несколько дней спустя меня снова вызвали к Завенягину. На этот раз я не отказывался от сигар, так как у меня было впечатление, что решающий разговор уже позади. Но едва я вошел в кабинет Завенягина, как он сказал: «По Вашему лицу я уже вижу, что Вы не передумали». Последовал долгий, спокойный разговор. Я пытался по-дружески объяснить Завенягину, почему я хочу уехать. Это было нелегко, даже почти невозможно. Для советских людей, по крайней мере, в то время, была непонятной фундаментальная ценность личной свободы и жизни в свободной стране. Я привел примитивнейшую, почти детскую мотивировку: «Вы же должны понять, что каждый человек хотел бы возвратиться домой». Этот аргумент был принят Завенягиным лучше всего. Было ясно, что мы, как носители секретов, не могли сразу же возвратиться в Германию. И разговор перешел к обсуждению того, что с нами делать во время ожидания («карантина»). Я думал, что, в крайнем случае, нас ожидает очень скромный образ жизни, даже может быть в бараке. Однако Завенягин возразил и сказал, что мы бы плохо перенесли такую жизнь, и для нас нужно найти более приятные условия и осмысленное занятие. Наконец он сказал, что он обсудит эту возможность с Берия и в ближайшее время сообщит мне ответ.
Несколько месяцев спустя меня снова вызвали в Москву к Завенягину. Он сообщил мне о планах размещения немцев, принимавших участие в атомном проекте, на время карантина. Ожидание может продлиться два-три года. Два объекта около Сухуми на побережье Черного моря должны были быть переведены на несекретные работы, и немцев из всех атомныхгрупп можно будет перевести туда на время карантина. Герц и Тиссен были вывезены оттуда для работы над секретными проектами под Москвой.
Когда я здесь говорю о «всех немцах, участниках атомного проекта», то я не имею в виду тех немцев, которые временно работали на различных «объектах», а потом их снова увозили, так как им или не находили применения или они отказы вались от работы. Большинство из них было военнопленными. Многие из них верили, что смогут раньше вернуться в Германию, если откажутся от работы. К сожалению, они вернулись лишь чуть-чуть раньше, чем мы, но за это должны были свое время ожидания проводить менее достойно. Об их судьбе я знаю только по слухам. Из книги Г. и Е. Барвихов, цитируемой мною в конце, можно узнать об этом более подробно.
В конце этого визита Завенягин попросил меня, по крайней мере, хоть в оставшиеся до отлета часы посмотреть на подаренный мне, уже готовый том под Москвой. Я и от этого отказался. «Он не желает получитьот нас даже прекрасный дом, который мы ему подарили»,— сказал он стоящим вокруг людям с ноткой горечи в голосе.