— Как-то тут неуютно, — поежившись, проговорила Нимуэ. — И кто тут жил...
Мирддин резко поднял голову и ткнул в заколоченный дом:
— Мюрреи. Томас, Элис, Диллон, Калум. — Он перевел палец на следующий. — Шианы. Роберт, Лиам, Фэй, Кэтлин, Морин. О'Нилы. Орла, Ронан, Эйдан, Клода, Шевонн. Донованы. Брэндон, Лорен, Мэдлин, Оран. О'Брайены. Мойра. Шон. — Он остановился перевести дух.
— Это были твои друзья? — спросила Нимуэ.
Мирддин потер скулу.
— Нет. Но я жил среди них. Я знал их имена. Этого должно было хватить, чтобы запомнить, что они все — отдельные люди, а не... ходячие аккумуляторы. По идее.
Он опять пнул ботинком пятно и замолчал.
Нимуэ тихо засмеялась.
— Ты такой высокомерный иногда.
Мирддин вскинул голову:
— Что?
— Ты судишь разной меркой себя и других. Прощаешь другим то, что не прощаешь себе.
У Мирддина вытянулись зрачки в нитку. Он резко развернулся и наклонился к ней через руль спидера.
— Хорошо, — сказал он. — Как ты живешь с тем, что могла убить, кого не собиралась?
— Я знаю, что мое истинное желание было не в этом, — сказала Нимуэ. Она вдруг подалась вперед и взяла его лицо в ладони. — Это как Кром. Для Крома нет «хорошо» и «плохо». «Правильно» и «неправильно». «Важно» и «Неважно». «Должно» и «Недолжно». Кром не надеется. Не боится. Не верит. Не тревожится. Когда ты там, все это... размывается. Там легко... забыть себя. И вот на той самой грани, когда уже почти все размылось, когда ты уже почти ничего не помнишь, остается только самое последнее, самое истинное желание. И тогда приходит волна и выносит тебя из локуса на поверхность. Наружу. Вот поэтому я знаю, что больше всего я хочу быть одно с миром. Чтобы мои земли были одно с миром. Я не всегда умею это помнить и не всегда умею этого хотеть — но это то, что остается, когда я забываю себя. Есть вещи, которые нельзя потерять, Мирддин. Это не в твоей власти. Ты можешь не помнить их — но они не денутся никуда. А когда ты знаешь свое истинное желание — ты можешь выбрать нужное средство. Чего ты хочешь на самом деле?
Мирддин высвободился, сунул руки в карманы и прикусил губу.
Ветер бродил между темных заборов. Тянуло дурной удачей.
— Я хочу, чтобы так не было, — сказал он. — Пусть фир болг изменятся. Или пусть перестанут быть. С людьми так нельзя. Никогда. Никому. Точка.
Нимуэ качнула ногой. Спидер развернулся к Мирддину боком, дану потянулась и обняла его, не вставая. Мирддин механически провел рукой по ее волосам и опустился на седло рядом, глядя в воздух перед собой.
— И куда теперь? — спросила дану.
Мирддин закончил что-то просчитывать. Глаза у него блеснули.