– Я так люблю вашу книгу. «Сердце мечтательницы» изменило всю мою жизнь. Я читала его раз двадцать – это не преувеличение. – Усилием воли мне удается прервать поток слов. Я делаю глубокий вдох, выпрямляюсь и спрашиваю, так спокойно, как только могу: – Не могли бы подписать мой экземпляр?
Грета даже не оборачивается.
– Не похоже, чтобы книга была при вас.
– Я имела в виду, позже. Когда мы встретимся в следующий раз.
– Откуда вы знаете, что мы еще встретимся?
– Ну, если мы встретимся. Я просто хотела поблагодарить вас за эту книгу. Это из-за нее я переехала в Нью-Йорк. А теперь я даже оказалась в Бартоломью. По крайней мере, на время.
– Вы временный жилец?
– Да. Только что въехала.
Грета едва заметно кивает.
– Надо полагать, Лесли ознакомила вас с правилами.
– Да.
– Тогда вы знаете, что не должны беспокоить жильцов.
Я сглатываю. Киваю. Меня охватывает разочарование.
– Она говорила, что жильцы ценят свое личное пространство.
– Так и есть, – говорит Грета. – Имейте это в виду, если мы встретимся снова.
Она захлопывает почтовый ящик и проходит мимо, задевая меня плечом. Я съеживаюсь. Едва слышно говорю:
– Простите, что побеспокоила вас. Я подумала, вам будет приятно узнать, что «Сердце мечтательницы» – моя любимая книга.
Грета резко разворачивается, прижимая к груди стопку писем. Ее глаза обратились в пару льдинок.
– Ваша любимая книга?
Я едва сдерживаюсь, чтобы не взять свои слова обратно. «Одна из них» – чуть не срывается у меня с губ, жалкое и беспомощное. Я останавливаю себя. Если это станет моим последним разговором с Гретой Манвилл – а так, скорее всего, и будет, раз она такой неприятный человек, – я хочу сказать правду.
– Да.
– В таком случае, – говорит она, – вам следовало бы больше читать.
Я отшатываюсь от ее слов как от удара. Мои щеки заливает румянец. Грета меж тем с безупречно прямой спиной направляется к лифту, даже не глядя на меня.
От мысли, что ей все равно, как я отреагирую на оскорбление, мне становится еще хуже.
Я чувствую себя ничтожнейшим человеком в мире.
Поворачиваясь к выходу, я вдруг замечаю Чарли, стоящего прямо у дверей. Вряд ли он слышал весь мой разговор с Гретой Манвилл, но, по крайней мере, он видел достаточно, чтобы понять, почему я так расстроена.
Он прикладывает руку к фуражке:
– Мне нельзя дурно отзываться о жильцах, но я также не обязан закрывать глаза на откровенную грубость. Она была очень груба с вами, мисс Ларсен. От имени всего Бартоломью я приношу свои извинения.
– Ничего страшного, – говорю я. – Мне говорили вещи и похуже.
– Не принимайте близко к сердцу. – Чарли улыбается и открывает передо мной дверь. – Идите, насладитесь этим чудесным днем.