Офицеров Макаров в экипаж подобрал очень толковых. Они мои торпеды не просто изучили, но и совершенствуют. Я не в обиде. Знаете, всегда кажется, что сам бы сделал куда как лучше. Это всегда было свойственно человеческой натуре. Ну а тут, когда за дело берутся образованные офицеры – так и вообще нет сомнений, что все у них выйдет ладно. Попросту говоря, они стенки сделали тоньше, отчего тело снаряда вошло в сечение сорок на сорок сантиметров. Это чтобы не уменьшился заряд.
Передний метр – боевое отделение. Дальше – обслуживаемый отсек с взрывателем и аппаратом глубины. Тут и горизонтальные рули снаружи устроены. А вот дальше два метра ракетного пороха и железная задняя стенка с соплом на конце. Жерди-стабилизаторы такие же, как и раньше. Как вы поняли – почти все опять деревянное.
Динамита для них у нас, конечно, нет. Его и на берегу-то не осталось – я ведь, считай, три тонны своими руками заложил в торпеды. Не было и ракетного пороха, но зато черного имелось с избытком. Он предназначался для морально устаревших шестовых мин. Еще имелось некоторое количество пироксилина для «крылаток». Вот с ними и поколдовали без меня. Их благородия торопились проверить свои озарения. Им, понимаешь какое дело, хочется попадать в движущиеся корабли, а для этого нужны снаряды с более высокой скоростью. Так это получилось. Правда, каждый опыт стоил торпеды – прогорал корпус потому, что положить внутрь кирпичи было уже некуда из-за того, что сечение камеры сгорания стало маленьким. Господа же изобретатели сказали, что им вместо этого балласта нужно побольше пороху. Ну так все доски, что нашлись на корабле, они и извели, и утопили один из аппаратов задания глубины вместе с торпедой. Что-то заболтался я, а мне, между прочим, еще на танцы идти.
* * *
Не знаю, чего выжидал наш командир посреди моря, делая вид, что у нас поломана машина, а только были эти задержки произведены явно не только для тренировок молодого подводника и творчества начинающих торпедостроителей. Но и встречи Макаров ни с кем не искал. Как завидят сигнальщики дым или парус – так мы сразу отворачиваем. Ну а нынче он изменил весь распорядок дня. Адмиральский час удлинил до самого ужина, вахты перетасовал, пары в машине велел держать до среднего, а не как всегда чуть-чуть. Любому понятно – ночью будет дело.
Значит, мое тело пора вернуть в тонус. Вообще-то я этим занимаюсь ежедневно под балалайку – Нилыч мне «Пойду ль я, выйду ль я, да» наяривает сначала медленно, чтобы размялся, а потом жжет до упаду. Моего. Потому что я сперва прохожусь по палубе гоголем, выделывая руками и плечами всякие коленца, разгоняя кровушку по жилочкам. Потом выдаю то фуэте, то танец маленьких лебедей. А там и до присядки дело доходит и до танцев моей юности, когда и бабуином поскачешь, и эпилепсией потрясешься. Эти ужимки да прыжки и мышцы бодрят, и, главное, уточняют координацию.