Я отступаю: ползком карабкаюсь вверх по холму, не сводя глаз с тела, которое само собирает себя прямо передо мной. Солнце уже почти скрылось. Я двигаюсь слишком неловко, слишком медленно, но не в силах отвернуться от того, что творится передо мной: трава сама наползает на кости, а они сами собираются в скелет. Ступня находит ногу. Ребра тянутся к позвоночнику. Мне удается, не прекращая движения, вытащить папин нож. Только я не знаю зачем, не представляю, что стану делать.
Кисть руки, уже полностью собранная, роется в корзине и извлекает череп с диким цветком, по-прежнему торчащим из глазницы. А грязь и сорняки с покрытой травой ладони взбираются по черепу, два валявшихся камня сами вонзаются в зияющие глазницы, где их уже дожидаются корни, похожие на сухожилия.
Я подбираюсь к вершине холма, когда ведьма поднимает голову и поворачивает ее ко мне. Череп, теперь поросший травянистыми волосами, все еще лежит у нее на ладони, а тем временем остальное тело сползается, склеивается.
Ближняя Ведьма поправляет и подравнивает свои каменные глаза, открывает мшистые губы и начинает говорить голосом ветра:
– Ты разорила мой сад.
– А ты украла мою сестру, – огрызаюсь я, поднимая нож и по-прежнему не зная, что с ним делать.
Ветер вокруг нас начинает дуть сильнее.
– Тише, тише, – невнятно бурчит ведьма своим недоделанным ртом, куски грязи осыпаются с ее губ. Подо мной снова колышется холм. Пяткой я попадаю в рытвину на склоне – ее только что здесь не было – и едва снова не оказываюсь на вздыбившейся земле.
– Тихо, тихо, малютка, – ведьма улыбается, ее слова висят в воздухе, плотные, осязаемые. Они парят на ветру, как заклинание, и не успеваю я подняться, как пустошь вокруг меня вздымается, корни и спутанная трава оплетают руки и ноги, пригвождая меня к земле. В кожу впиваются плети ежевики. Когда они начинают сжиматься, я вскрикиваю от боли и начинаю рубить корни ножом. Но стоит отсечь один, как десяток новых карабкается на его место, по моему башмаку, по икре. Пока свободны руки, я изо всех сил сражаюсь с сорняками, обвившими щиколотки… Тем временем ко мне приближается Ведьма. Сначала она хромает, потому что одна нога еще не полностью приладилась к телу, но постепенно походка ее обретает плавность и легкость, почти как у моей мамы. Уже множество травяных стеблей, обвивших мне ноги, полегло под ножом. Ведьма простирает ко мне руку.
– Я говорила тебе, – гремит ее голос. Каменные глаза сверкают, слова звучат громко и отчетливо, – не трогать мой сад, не разрушать его.
Наконец, отцовский нож расправляется с последними ростками. Не дожидаясь, пока на их место приползут новые, я наношу ведьме удар тяжелым башмаком, вложив в него всю силу. Ближняя ведьма еще слабо стоит на ногах, она не успела укрепить суставы. От моего удара она, пошатнувшись, начинает рассыпаться. Но не успевает она свалиться, как навстречу вздымаются трава, комья грязи и бережно подхватывают ее.