– Однажды ты станешь лордом Дейлом, – настойчиво продолжала мать, входя за ним следом.
– Я этого не хочу. И люди, мне кажется, тоже этого не хотят. Меня называют холодным, бессердечным, пустым, – сказал Вилл, подбросив поленце в камин (огонь в покоях леди Кэтрин пылал всегда, независимо от времени года). – Бездушным.
Он не отрываясь смотрел на пламя.
– Тогда и пусть думают, что ты бездушный.
– Но это же не так.
– Однако ты отличаешься от них, и это правда. Какое слово ни выбери, это бросается в глаза. Неизбежно. Так пусть считают тебя бездушным и холодным. Заставь их поверить, что ты чудовище – или божество.
– Они приписывают мне все эти ужасные качества – и все равно считают сыном Роберта. Как же так? – спросил он насмешливо.
Его мать пропустила этот вопрос мимо ушей, как поступала всякий раз, когда он намекал на ее влияние на людей.
– Пусть думают, что ты демон или бог, – повторила она. – Заставь их себя бояться. Остальное неважно.
– Для меня это очень важно, – отрезал Вилл.
Вздохнув, мать села в кресло у камина.
– И мало с меня базара, – и это она еще даже не знает про драку с Филипом, подумал он, – а тут еще и эта девчонка в саду. Сара. Неужели, Вильям? Ты похваляешься своей магией?
– Я вовсе не…
– Есть масса других способов произвести впечатление на девицу, куда лучше подобных выходок, – продолжала леди Кэтрин. – кроме того, Сара – девушка Филипа. Уж не в этом ли причина? Хочешь позлить двоюродного брата?
– Сара могла бы отказаться. И, хочешь верь, хочешь нет, я не испытываю ненависти к кузену.
– Возможно, в этом-то и проблема, – тихо произнесла мать. – Ты рассуждаешь не как особа королевской крови.
– И не чувствую себя виноватым в этом. А Сара просто попросила показать ей сад.
Леди Кэтрин задумчиво погладила себя по щеке.
– Это игра, Вилл. Ты и сам это понимаешь, верно? Спровоцировать тебя. Заставить выйти из себя. Филип кулаками, а Сара поцелуями, но это единственное различие. Не думаешь же ты, что она и впрямь что-то к тебе испытывает.
Возмущение так и вскипело в крови, но Вилл знал: оно не обретет форму, по крайней мере не здесь. Несокрушимое спокойствие матери всегда умеряло его силу, помогало держать ее в узде. В таких случаях он просто ощущал усталость.
– Это четвертая вспышка за месяц, Вилл, а ведь он еще только начался.
Вилл хмуро подумал об отметинах на коже – их уже три. В голове зазвучал спокойный, размеренный голос Роберта – порез должен быть глубоким, Вильям, тебе должно быть больно, ты должен вынести из этого урок. Вилл бросил взгляд туда, где над камином, за книгами и безделушками лежал материнский кинжал. С упавшим сердцем он подошел к полке, взял его дрожащими пальцами, рассеянно провел по незаточенной части. Металл нагрелся от огня. Вилл закатал рукав, скользнул глазами по шрамам.