– Подожди, – остановила его мать. – Роберту об этом знать не нужно. Этот случай останется нашей тайной. Только этот.
Вилл поднес к коже лезвие.
– Все равно узнает. Он всегда узнаёт.
С этими словами он провел лезвием по руке, сделав глубокий надрез. Мгновенно кровь наполнила рану и заструилась по запястью. Сжимая зубы, чтобы не дрожать от боли, пронзившей руку, Вилл ощущал еще и облегчение – ведь в этот миг он чувствовал все. Злость и тоску, страх, отчаяние и горе – самые простые вещи, свойственные смертному, человеку. Было время, когда он наслаждался своей необычной силой, цеплялся за нее вместо того, чтобы попытаться избавиться. То время прошло.
Материнская рука высвободила кинжал из его судорожно сжатых пальцев. Прежде чем вернуть оружие на каминную полку, леди Кэтрин платком отерла лезвие. К тому времени, как Вилл остановил кровотечение, а мать, вынув бинт из ящика прикроватного столика, перевязала рану, боль стала тупой, ноющей. Он смотрел, как сквозь бинт проступает алое пятно.
– Это тебя научит, – тихо сказала мать.
Научит чему? горько подумал он, не сводя глаз с капель крови на полу. Научит держать себя в руках? Или скрываться? Научит врать? Научит, как стать бездушным, жестоким принцем? Больше всего его ранило, что, нанося себе рану, он чувствовал внутри странную опустошенность. Пустоту. Мать быстро провела пальцами по его медальону на цепи.
– Скоро ужин, – сказала она. – Ступай, приведи себя в порядок.
Вилл кивнул и вышел.
* * *
Вилл почти бежал и, свернув за угол, чуть не столкнулся с человеком, шедшим навстречу по коридору. В последнюю секунду он с трудом успел затормозить. Встречный тоже остановился, величественно выпрямившись.
– Что у тебя за скверная манера бегать с опущенной головой.
Вилл заставил себя перевести взгляд с горла мужчины на его подбородок, нос и, наконец, нижние веки.
– Прости, отец.
Роберт Дейл, широкоплечий, суровый, смотрел вниз на сына, куда-то в район его бровей. Эти двое почти всегда избегали прямо смотреть друг другу в глаза. Вилл из почтения – скорее вынужденного, чем искреннего, – а Роберт от неприязни. Темные глаза мальчишки были для него особенно оскорбительными. Сейчас внимание Роберта привлекла окровавленная повязка на запястье сына.
– Что случилось? – отрывисто спросил он.
Вилл замялся. Он понимал, что Роберт спрашивает не о самом порезе, а о причинах его появления.
– Филип. Он оскорбительно высказывался о нашей семье. Он меня спровоцировал, – что ж, это не было ложью. Не совсем ложью. Сорвался он из-за Сары, но все началось раньше, на базаре. А кроме того, Роберту не нравился сын его брата.