– Ты же знаешь, что это не так, – говорит он, и в его голосе слышится отчаяние. – Я не делал ничего дурного.
Я вздыхаю.
– Извини, Коул, – я поднимаю глаза к луне, удивляясь, как далеко она успела проплыть по небу. Вокруг нас уже совсем ночь, и у меня от усталости голова уже не такая ясная. Я теряю время, – но мне пора.
Я шагаю к домам, руки до сих пор немного дрожат после этой погони в кромешной темноте. Коул, похоже, никак не может решить, что ему делать: поворачивается в одну сторону, а смотрит в другую. Луна светит так ярко, что кожа у него будто светится в темноте. Бледное лицо, темные глаза, грустный рот – кажется, что он весь нарисован только двумя красками, черной и белой, как и весь мир ночью.
Когда я уже удаляюсь на несколько шагов, он вдруг заговаривает.
– Лекси, погоди. – Он догоняет меня и хватает за запястье. Вроде бы передумав, отступает, но руку мою продолжает сжимать. Это сбивает меня с толку. – Думаю, я могу помочь, если ты мне позволишь.
Я вглядываюсь в его лицо.
– Как это?
– Я говорил тебе, у меня зоркие глаза. И я что-то нашел. Это почти незаметно, но оно там есть. Я уверен.
Он отнимает руку и машет в сторону домов, за полосой травы.
Я колеблюсь. Не дождавшись ответа, он продолжает.
– Взгляни хотя бы.
Я киваю. Коул ведет меня за те дома, к западу, в поле, где я первый раз заметила тень. На нас выходят окна дома Эдгара, тускло освещенные изнутри. Коул тащит меня наверх, к окну, и я вздрагиваю, заметив, что он движется совсем беззвучно. Ноги его касаются земли, оставляют следы, но под его башмаками не шуршат ни листья, ни сухая трава. Моему отцу бы это понравилось.
Мы уже почти подошли к дому. Он поворачивается и смотрит в сторону поля, куда смотрела и я.
– Я уже там искала, – говорю я, хмурясь.
– Знаю, – он обводит жестом вереск и высокую, по колено, траву. – Это почти незаметно. Ты не видишь?
Я щурюсь, что есть сил вглядываюсь, пытаясь различить предмет, хоть что-то.
– Не старайся, – говорит он, – Обрати внимание на картину в целом.
Он напоминает мне отца, такой же спокойный, терпеливый. Я стараюсь больше не напрягать глаза, окидываю взглядом поле. И тихо ахаю.
– Видишь?
Да, я вижу. Это почти незаметно, а я так искала мелочи, что нипочем бы не обратила внимания. Поле. Оно идет рябью. Это не следы ног, не отпечатки на земле, а трава и вереск, примятые совсем чуть-чуть, будто кто-то прошел по их верхушкам. Будто на них подул ветер, и они не успели распрямиться. Узкая полоса в бурьяне, похожая на тропку.
– Что это? – спрашиваю я, отчасти сама себя, заглядывая в глаза Коулу. Он хмурится, еле заметно качает головой. Снова смотрю на полосу. Не понимаю, что это. Но это хоть