Молчание затягивается надолго, так что я успеваю решить, что Коул меня не услышал. Вокруг нас завывает ветер. Наконец он заговаривает.
– Расскажи мне о Ведьме из Ближней.
У меня глаза лезут на лоб.
– Где ты о ней слышал?
– У сестер, – он говорит с трудом, словно взвешивая каждое слово. Почему мне кажется, что он врет?
– Ты веришь в ведьм, Коул?
Его глаза заглядывают в мои, и на миг он снова кажется совершенно осязаемым и плотным.
– Там, откуда я родом, колдуны и ведьмы вполне реальны, – в его голосе слышна непонятная мне грусть. Там, откуда я родом. Я хватаюсь за эти слова, первую зацепку. – Но я не знаю, как обстоит дело здесь.
– В Ближней о ведьмах тоже знают. По крайней мере, раньше знали.
– Как это?
Я снова пускаюсь в путь. Коул идет следом.
– Люди знают, но стараются забыть, – поясняю я, качая головой. – Ведьмы им кажутся злыми чудищами из страшных сказок. Пока жив был мой папа, все было по-другому. Он считал, что ведьмы – дар природы. Они ближе к природе, чем люди, потому что сами они – ее часть. Но большинство людей верят, что ведьмы прокляты.
– И сестры тоже? – медленно спрашивает он, и я печально улыбаюсь в ответ. Ясно, он знает больше, чем хочет показать.
– Спроси у них, ведьмы ли они, – они просто отвернутся, или подмигнут, или скажут в ответ что-нибудь ехидное. Когда-то они, наверное, были сильны. Но их сила давно иссякла. Или они не хотят ею пользоваться.
Я смотрю на Коула.
– Ведьмы связаны с пустошами. Думаю, мой отец тоже хотел этого, искал такой связи. И подобрался ближе, чем другие люди, но не до конца, и, наверное, это заставило его уважать ведьм еще больше.
Коул бледнеет еще сильнее, хотя казалось бы, дальше некуда. Ветер усиливается.
– А Ведьма из Ближней?
– Как раз из-за нее люди здесь стали такими. Или, во всяком случае, так говорят. Но это же было в незапамятные времена. Так давно, что, честно говоря, вся эта история больше похожа на выдумку, чем на правду. На сказку.
– Но ты в нее веришь, разве не так? – спрашивает он.
– Я верю, – только дав такой ответ, я понимаю, что это правда. – Ну, точнее, верю, что что-то было.
Он ждет.
– Хорошо, – кивнула я, почувствовав его интерес. – Я расскажу тебе эту историю так, как ее рассказывал мой отец.
Таинственно понизив голос, я вынимаю охотничий нож своего отца. С одной стороны лезвие выщерблено, но по-прежнему остается опасным, грозным оружием. Я вкладываю пальцы в ложбинки на рукояти, а сама вспоминаю страницу в отцовской тетради. В голове начинает звучать его голос, тихий и такой дорогой. Набрав полную грудь воздуха, я медленно выдыхаю, как всегда делал он, приступая к рассказу, и начинаю.