Кто будет следующим? Я останавливаюсь и начинаю припоминать давешний хоровод, детскую игру. Эдгар стоял по одну сторону от Рен, Сесилия по другую, и вот их нет, пропали без следа. Сколько еще детей участвовали в игре? Я вспоминаю мальчонку лет восьми. Райли Тэтчер, кажется, он стоял рядом с девочками-близнецами, Розой и Лилией, дальше их старший брат, Бен. Была ли там Эмили Харп? Совсем маленькая, ровесница Рен, с темными косичками. Ее семья живет на южной окраине Ближней, так что вместе с Рен играют они нечасто. Но я ее запомнила, потому что дни рождения у них рядышком, меньше месяца разницы. Изо всех сил я напрягаю память, но никак не могу восстановить весь круг целиком. Розе и Лилии еще нет и четырех, а их брат всего на год моложе меня. Но Райли и Эмили… слышат ли по ночам они голоса своих друзей?
Кого я пропустила?
Рен. Вкрадчивый тихий голосок твердит мне, что нужно включить сестру в список. Я морщусь и мотаю головой.
Не будем забегать вперед. Первым делом – Сесилия.
* * *
В деревне тихо, все двери затворены.
Впереди за площадью виден дом Сесилии, он теснится к нескольким другим домишкам. Дома стоят так близко, что даже удивительно: как это человек, похитивший девочку, не боялся, что его поймают. Я направляюсь к домам, надеясь заметить что-то такое, чего не обнаружили дозорные.
Когда я подхожу ближе, из приоткрытой двери доносится знакомый голос, один из тех голосов, которые замечаешь, как бы тихо он ни звучал. Не такой тонкий, как у Магды, зато резкий, как острие ножа. Дреска. Я спотыкаюсь о кочку и чуть не падаю. На моей памяти сестрички почти никогда не переступали границу деревни.
Дреска бормочет что-то невнятно, будто себе под нос, ворчит – не то забыла, не то расплескала что-то. Но когда она смолкает, ей отвечает другой голос, старый и слышен не так отчетливо.
– Я там была, – рявкает Дреска так, что я морщусь. Кажется, от этого звука раскалываются даже камни, из которых сложен дом. – А тебя там не было, Томас. Вас никого еще и в помине не было, и родителей ваших, и их родителей. Но я там была…
Я осмеливаюсь оглянуться на приоткрытую дверь и вижу, как Дреска, опершись на клюку, вонзает скрюченный палец в грудь мастера Томаса. Никто никогда не повышает голос, тем более не поднимает руку на членов Совета, а тем более на мастера Томаса, самого старого из трех. Волосы у него белоснежные, кожа такая же шелестящая и тонкая, как у мастера Илая. Но глаза у него светлые, зеленовато-серые, и всегда прищурены. Хоть он и очень древний, но ужасно высокий и всегда держится очень прямо, возраст не согнул его, как других. Сейчас он стоит у самой двери и смотрит на Дреску.