Только тут ко мне приходит понимание.
– Это твоя деревня сгорела? – спрашиваю я, по-новому увидев его серую, опаленную одежду, и вдруг поняв, почему ему ненавистно имя, которым я его нарекла.
– Господи, Коул… Ой, то есть…
– Все в порядке, Лекси. И имя хорошее.
– Лучше скажи мне свое настоящее.
Он отворачивается.
– Пусть будет Коул. Оно мне подходит.
Слышно, как отворяется дверь в домике, из него, ковыляя, выходят обе сестрички, Дреска постукивает своей клюкой.
Вернувшись к сараю, я осторожно выглядываю из-за угла и вижу их во дворе. Цепкие глаза Дрески вначале смотрят в нашу сторону, а потом на тропу на склоне холма. Я чувствую, что Коул подошел ближе и стоит у меня за спиной.
– Как тебе удалось выжить? – спрашиваю я прежде, чем успеваю понять, что спрашивать не нужно. Он молча смотрит на меня, взвешивая слова, перекатывая их во рту и словно стараясь проглотить.
– Пожар случился по моей вине, – шепчет он.
– Как? – Но его взгляд молит меня прекратить расспросы, в этом взгляде боль, тоска и что-то еще хуже. Коул старается дышать ровно, сжимает зубы, и мне страшно, что он вот-вот расплачется. Или закричит. Я понимаю, каково ему, потому что именно так сама чувствовала себя после папиной смерти: мне хотелось кричать, да только в легких совсем не было воздуха.
– Лекси, – начинает он. – Я не…
Но в этот самый момент слышатся мужские голоса, а бас Отто перекрывает всех.
Коул словно очнулся от транса – он вздрагивает, глаза темные, серые, губы сжаты в ниточку. Я толкаю его в тень сарая, прижимаю спиной к доскам.
Выглянув из-за угла, я пытаюсь разглядеть мужчин на краю рощи внизу, и наконец мне это удается. Кажется, они дерутся. Отто нетерпеливо машет рукой, показывает на что-то выше по склону. Несколько человек, отчаянно размахивая руками, отступают под кроны деревьев. Храбрости у них заметно поубавилось, ведь на вершине холма ждут ведьмы. Отто фыркает, отворачивается от них и продолжает подниматься по склону, но теперь в гордом одиночестве.
Дреска, бросив предостерегающий взгляд в сторону сарая, вздыхает и, скрестив руки на груди, оборачивается к тропе лицом.
Магда отползла на свой огородик-клочок, бесполезно бормочет что-то, обращаясь к голой земле, и совсем по-детски водит по грязи растопыренными пальцами. Отто все ближе.
* * *
Мы с Коулом вжимаемся в стенку сарая. Я задеваю его руку своей, и он проводит по ней пальцами. От этого прикосновения сердце у меня пропускает удар.
– Что привело тебя на самую окраину Ближней? – спрашивает Дреска, оценивающе оглядев моего дядю. Я приникаю к углу сарая, украдкой выглядываю.