Замолчав, я крепче обнимаю его и вдыхаю запах серого плаща, запах свежего воздуха с легкой примесью дыма.
Коул опускает голову, чтобы нежно поцеловать меня в шею.
– Я предупредил Магду и Дреску, – говорит он куда-то мне в плечо, – но они отказались уходить.
– Ясное дело, отказались, – рявкает Дреска. Она опирается на метлу, как на костыль, и той же метлой подметает с пола осколки разбитых тарелок. Потом нагибается, поднимает отломанную ножку от табурета и бросает ее в очаг.
– Так что здесь было? – я наклоняюсь и поднимаю корзину.
– А сама-то ты как думаешь? – ворчливо спрашивает Дреска. – Твой дядя со своими людьми явился сюда за нашим гостем. А как не смогли его найти, от злости много чего порушили, – она поднимает с пола миску. – Как будто он мог прятаться среди посуды.
– Они заходили и в сарай, – добавляет Коул, качая головой. – Не надо мне было убирать подброшенные ими улики.
– Все, что они поломали, уже и прежде было ломано-переломано по сто раз, – ворчит Дреска. – Поставь корзину на стол, – добавляет она, – только сначала пусть Коул вернет его на место.
Скользнув к деревянному столу, Коул ставит его на ножки. Столешница превратилась в сплошную паутину из царапин, шрамов и ожогов, но, не считая этого, стол целехонек и стоит крепко.
– Вот почему они решили, что я вас предупредила, – говорю я, потирая озябшие руки. Заметив это, Коул стягивает плащ и набрасывает его мне на плечи. Он оказывается на удивление мягким и теплым.
Дреска снимает чайник с раскаленных углей.
Вскоре Магда поднимается, прихватив свою корзинку с доделанными птицами из камней и палок. Доковыляв до двери, она с грохотом бросает корзинку на землю.
– В глазах у них была чернота. А тот человек – хуже всех, – говорит она.
Неожиданно для самой себя я чувствую потребность защитить дядю, хотя он и допустил все это. Хотя его могучие пальцы и оставили красные пятна у меня на запястье.
– Отто не… – начинаю я.
– Нет, не Отто, – машет рукой Магда. – Другой. Высокий, с усталым взглядом.
– Бо, – говорю я, и имя звучит, как ругательство, – Бо Пайк.
Я вспоминаю, как он, опустившись на колени, распихивал по щелям обрывки детской одежонки. Его острый щучий нос и волосы с острыми залысинами.
– Так продолжаться не может. – Я поворачиваюсь к Коулу. – Невозможно же вечно от них прятаться. Если людям Отто удастся восстановить всех против тебя, тебе станет негде скрываться.
– Я не уйду, Лекси, – лицо у него такое решительное, что я понимаю: спорить бессмысленно.
– Магда, – окликаю я, намереваясь сменить тему, – Дреска.
Сестры не глядят на меня и не прерывают бормотания, но я знаю, они слушают, ждут, к чему я поведу разговор.