В доме подозрительно тихо.
Я прислушиваюсь, ожидая, что из кухни донесется ворчливый голос Отто, стукнет о стол его кружка, но – ничего. В кухне, подобрав под себя ноги, на стуле сидит Рен и с тоскливым видом крутит волчок на старом деревянном столе. Мама неловко подшивает подол на платье. Даже жужжанье волчка звучит приглушенно, как будто в комнате нет воздуха. Я замираю в дверях, проигрывая в уме свой разговор с дядей.
– Где Отто? – мой голос разрушает странную тишину, и в тот же миг на нас обрушивается множество звуков. Деревянный волчок подпрыгивает и падает со стола, звонко стуча об пол: тук, тук, тук, тук. Рен спрыгивает и бежит за игрушкой. Мама отрывается от рукоделия и поднимает голову.
– Мужчины объявили сход. В деревне.
– Зачем?
– Ты знаешь зачем, Лекси.
Я хочу закричать от отчаяния. Но вместо этого сжимаю кулак, так что ногти больно впиваются в ладонь, и говорю только: «Коул не виноват».
Ее взгляд становится острым.
– Сестры доверяют ему, да?
Я киваю.
Мама чуть сдвигает брови, а потом говорит:
– Тогда ему можно верить.
Она протягивает руку, ее пальцы ложатся на мое предплечье.
– Ближняя не может позаботиться о сестрах, Лекси, но сестры заботятся о Ближней, – она грустно улыбается. – Ты и сама знаешь.
Это слова отца, первый раз я слышу их из ее уст. Мне хочется обнять ее крепко-крепко.
В это время в кухню возвращается Рен, а за ней Отто. Его мрачный взор немедленно устремляется на меня.
Я вспоминаю слова Мэтью. Твой дядя подозревает, что ночами ты ведешь свое расследование.
– Отто…
Я внутренне собираюсь, готовясь к новой атаке, но ничего не происходит. Ни громких обвинений, ни угроз.
– Разве ты не видишь, Лекси? – голос дяди звучит не громче шепота. – Ты предала меня, не оправдала моих надежд. Это я еще могу простить. Но ты предала Ближнюю, помогая этому мальчишке. Члены Совета – они не обязаны прощать. Они могут тебя изгнать, если захотят.
– Изгнать? – переспрашиваю я. Мне странно даже произносить то слово.
– И я ничего не смогу сделать, чтоб защитить тебя от них.
Отто ерзает на стуле, и мать поспешно протягивает ему кружку. Моя дядя роняет голову на руки. У меня перед глазами мелькает картина: дикая пустошь, колышутся на ветру травы. Ни следа Ближней. Только простор. Только ширь. Неужели все может быть так скверно? Отто, будто прочитав мои мысли, бормочет: «Без дома. Без семьи. Без Рен. Навсегда». Картина в моем воображении меркнет, меняется, пока бескрайний простор не становится слишком маленьким и тесным. Ужасающим. Вздрогнув, я встряхиваю головой. Не бывать этому. Я не допущу.