Удержаться от сдачи – самое сложное.
Меня били, а я держался. Держаться – значит «держать себя». Чтобы не ответить.
Потом необходимость в этом пропала.
– …Прекратите избиение!
– …Извините, господин капитан, не могли не пропустить!
На два голоса, стереофонией.
Звенит в ушах. Сплевываю зубы на ковролин. Новые вставлю. В два ряда, из яшмы. Вот как отстреляюсь, так отыщу кап-два, пристрелю как собаку, а пресс-папье заберу на память.
Зубы – пять. Ребра – три перелома и трещина. Легкие вроде не задеты. Отбита селезенка. Нога – трещина.
Садюга чертов.
…Ладно, не пристрелю, нехай живет. Но неполное служебное точно обеспечу, пусть даже это будет последним в моей жизни.
Такой не заслуживает звания офицера.
…Да, я специально нарывался на побои. Иначе мне просто не поверили бы. Да и второй цели постановка бы не достигла. Но на такое я не рассчитывал.
Ладно, кто там меня спасать припёрся?
Двое. Хрен разглядишь, темно, да еще и глаза заплыли, превратившись в щелки. Еле-еле приоткрываю правый.
Один – в форме особиста. Единственный с нефлотским званием здесь. Ротмистр, ровня, значит. Второй – в гражданском.
Ба! Да это же лимонный пиджак из салона.
Лимонный был хорош. Залюбоваться можно. Он полыхал, буйствовал – и все ледяным тоном, без малейшего движения.
– Являясь консулом и представителем Новой Галиции при ООН с правом совещательного голоса, – вещал он с отменным занудством на хорошем русском, – смею сообщить, что в соответствии с договором триста-нуль-два дробь пятнадцать, особое приложение три, о гарантиях и правах народов, находящийся в международном пространстве и следующий на Новую Галицию корабль является субъектом международного права. Следовательно, арест не имеет законной силы.
– Выведите этого клоуна, Ефим Григорьевич! – приказал кап-два.
– Не могу, Потап Арсеньевич… Дипломат…
– Верно! И обладаю дипломатической неприкосновенностью. Я официально беру под защиту этого человека, – цивил шагнул вперед без страха. – Вставайте, коллега, Новая Галиция всегда готова предоставить убежище пострадавшим от «правосудия» москалей.
Последнее слово больно резануло слух.
– Мы можем что-то с этим поделать? – кап-два звучал почти обреченно.
Он знал ответ.
…Кажется, меня вели под руки консул и ротмистр. Ротмистр предлагал заглянуть в медблок, дипломат отказывался, торопясь вернуться на «Миротворца».
Потом я ненадолго отключился, секунд на двадцать, не больше, а пришел в себя от того, что в руки мне пихают карту памяти.
Одновременно ротмистр объяснял консулу суть сделки, приведшей к моему «освобождению».
Снова отключился.