Роот сделал над собой усилие и посмотрел полицейскому в глаза; кривая улыбка человека, который пытается выдать ложь за правду. Монсон продолжал сверлить его взглядом, пытаясь придумать что угодно, лишь бы вернуть Роота в камеру. Избежать ждущих его, Монсона, поражения и презрения.
Первые капли дождя упали на асфальт. Роот по-прежнему невозмутимо улыбался.
— Так я могу ехать?
Монсон неохотно выпустил ключи из рук.
— Ты все еще подозреваемый, Томми. Не покидай поселок, слышишь?
Монсон стоял и смотрел, как Роот торопится к своей машине. Смотрел, как «амазон», повизгивая дворниками, выезжает за ворота. Дождевые капли ручейками стекали по вискам и шее. Монсон защипнул кожу на животе и скручивал ее до тех пор, пока боль не вытеснила остальные чувства.
Снова прогремел гром. Глухой, полный ненависти гром, который словно стелился над поселком. Чудовище, которое только что выпустили на свободу.
— Я стоял во дворе полицейского участка и смотрел Рооту в глаза. Кажется, я вообразил, что в них можно разглядеть зло. Или надеялся увидеть что-то другое. Вину, раскаяние. Намек на то, что все было ошибкой, глупой пьяной выходкой, которая не удалась. — Монсон замолчал, глядя вниз, на собственные руки.
— Но ничего этого вы не увидели? — мягко спросила Вероника.
Монсон покачал головой, крутя обручальное кольцо.
Он был худее, чем ей помнилось. Волосы заметно поредели, что, впрочем, не удивительно, ему все-таки больше шестидесяти. Но в главном Монсон не изменился. Задумчивый, способный к состраданию. Хороший человек.
Вероника почувствовала его печаль, едва он отворил ей. За кофе его грусть все нарастала, хотя он изо всех сил старался убедить Веронику, что оставил дело Билли в прошлом. Теперь же, рассказав о вечере, когда ему пришлось отпустить Томми Роота, он сдался. Печаль Монсона угнетала ее так же, как папина. Может, потому, что Монсон и папа похожи, или потому, что его печаль была близка ее собственной.
— Когда вы ушли из полиции… — начала Вероника и получила в ответ медленный кивок. — Вы говорили — из-за болезни… — Она сделала паузу, дождалась, чтобы он поднял глаза. — Но ведь была и другая причина?
На мгновение ей показалось, что Монсон станет протестовать. Вероника подняла бровь, показывая, что хочет услышать правду, а не защитную речь. Она и раньше прибегала к этому трюку и хорошо знала, что он не всегда срабатывает. К счастью, Монсон среагировал именно так, как она рассчитывала. Он снова опустил глаза, покрутил кольцо.
— Я ушел, потому что не выдержал. Не смог вынести осознания того, что выпустил убийцу Билли на свободу. Я лежал по ночам без сна и без конца пережевывал мысль, что мог бы сделать все по-другому. Лучше. — Он поднял глаза. Взгляд был пустым. — Малин говорит, что дело Билли съело меня изнутри, как рак. И она права.