— Ну, я…
Маттиас, кажется, не желал слушать ее объяснений. Впрочем, у Вероники их и не было.
— Ты не знаешь, как здесь устроена жизнь. Нельзя примчаться сюда, раскопать гору старого дерьма, а потом просто взять и уехать, предоставив мне убирать за тобой.
— Просто взять и уехать? Значит, так ты теперь говоришь — «просто взять и уехать»?! Ты же сам смылся отсюда и бросил меня одну. Или это у тебя вытесненное воспоминание?
Маттиас удивленно взглянул на нее. Вскинул руки в оборонительном жесте.
— Черт возьми, да это было пятнадцать лет назад. Почти в детстве. Детские идеи, детские мечты.
— Ты же обещал. — Вероника сама услышала, что говорит, как подросток. Маттиас вздохнул.
— Ты не понимаешь…
— Еще как понимаю. Ты обещал, что мы уедем отсюда вместе. — Она кивнула на ротонду и праздник, который все продолжался. — А вместо этого дал им вцепиться в себя. Сесилии, дяде Харальду, папе.
— Ты не понимаешь, Вера. — Маттиас опять вздохнул, покачал головой.
Он достал пачку и предложил ей сигарету. Зажег обе своей зажигалкой. Они в молчании затянулись.
— Никто не заставлял меня возвращаться сюда, — сказал он. — Я сам так захотел.
Вероника смотрела на брата, пытаясь понять, не шутит ли он, или того хуже — не врет ли. Так и не поняла.
— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Знаю, что ты думаешь. Поэтому мне так трудно разговаривать с тобой. Ты все время судишь меня. — Он снова затянулся. — Да я черт знает как устал стыдиться того, что остался здесь. Устал чувствовать, что должен оправдываться перед тобой.
— Ты сам говорил — в Стране теней рождаются люди двух типов, — огрызнулась она. — Те, кто остается, и те, кто уезжает. Мы должны были уехать вместе!
— Мне было восемнадцать. Что я знал о жизни? Уехать или остаться, мы или они. Так человек смотрит на мир в юности. Когда еще не прожил достаточно, чтобы начать понимать, как все устроено.
Вероника скрестила руки на груди и зло глянула на него.
— Если ты родился в деревне, то в городе ты уязвим, — продолжал он, отвернувшись. — На тебя смотрят, как на ископаемое. Говорят, что тебе не хватает амбиций, что у тебя нет воображения, что ты боишься перемен и что ты тайный расист. Приходится выслушивать идиотские шуточки насчет поросячьего визга под банджо. Словно все настоящее, умное и важное есть лишь в городах. Словно именно там идет жизнь, а вне городов ее просто нет, она вынесена за скобки. — Он повернулся к ней. — Ты тоже так думаешь?
Вероника, не отвечая, продолжала зло смотреть на него. Маттиас пожал плечами.
— После двух лет в Стокгольме я понял, что мне хорошо в деревне. Хорошо с людьми, которые знают меня, знают, как зовут моих родителей, моих дедушек и бабушек. Я понял, что именно здесь мой дом. Поэтому я вернулся и остался тут жить. Меня никто не заставлял.