Вероника опустила боковое окно и положила локоть на раму. Улица перед ней была пуста, за исключением старика, который так медленно крутил педали дамского велосипеда, что это казалось почти невозможным физически. Не многое происходит в Рефтинге летним субботним днем. Да и в другие дни тоже, если честно.
Почти в конце Центральной улицы, неподалеку от станции, поезда на которой не останавливались с семидесятых годов, расположился киоск-гриль, бывший самым настоящим сердцем поселка. Здесь хотя бы виднелись признаки жизни.
На гравийной площадке перед киоском Вероника насчитала два трактора и три пикапа, все одинаково зеленые. На дверцах — хорошо знакомый логотип. «Аронсон фарминг». Фирма дяди Харальда, которую он окрестил так после того, как в конце восьмидесятых с образовательной целью съездил в США. Поездка с тех пор стала обязательной темой для бесед во время семейных сборов. Вот в Америке, знаете, там…
Несколько мужчин во фланелевых рубашках с закатанными рукавами теснились в тени под козырьком киоска. Машину Вероники они проводили сердитыми взглядами. Рабочие дяди Харальда трудятся в этакую жару, хотя сегодня и суббота. Растениям все равно, какой нынче день недели. В этих краях лето и осень — одна долгая череда сбора урожая, начиная клубникой и молодой картошкой в июне и заканчивая сахарной свеклой в ноябре.
Вероника проехала мост, миновала маленькое пожарное депо и двинулась дальше, через район частных домов. Потянулись ряды одинаковых одноэтажек из красного кирпича, за ними стояли полутораэтажные дома семидесятых, с более темными, более мрачными фасадами. Здесь жила примерно половина ее одноклассниц. Остальные — кто в крестьянских усадьбах, кто на съемных квартирах.
Дорога опять побежала по равнине. Белая церковка, умостившаяся на ее восточном возвышении, построена в 1100-е годы, сказал тот же педантичный голос учительницы средних классов в голове у Вероники, и она быстро сделала радио погромче, чтобы не дать голосу разболтаться. Попала на середину Self control Лоры Брэниган. Одна из ее любимых.
Они ходили в церковь каждое воскресенье, всей семьей Нильсон-Аронсон. Она, мама, папа, Маттиас, Билли, даже дядя Харальд. Нарядные, как хотелось маме. Никто не отваживался протестовать против этого. Они с Маттиасом высиживали псалмы и проповедь, поглядывая на потолочную роспись, которую можно было рассмотреть только с самых первых рядов. Козлиная голова с изогнутыми рогами. Наверное, кто-то из рабочих, заштукатуривавших в XVIII веке следы католицизма, решил оставить эту отвратительную голову. Может, в шутку. Во всяком случае, они с Маттиасом так думали. Но глумливо ухмылявшаяся голова там, наверху, могла оказаться и предостережением. Напоминанием о том, что прошлое существует, даже если его удалось скрыть.