— Верни им покой, Томми, — продолжил Монсон. — Только ты можешь это сделать.
Томми снова облизал губы. Открыл рот, словно собираясь что-то сказать. Он явно колебался.
Монсон вспомнил, как дети Нильсонов стояли в окне второго этажа. Вера и Маттиас смотрят вниз, на него, ждут, что он отыщет их младшего брата. Положит конец ночным кошмарам. Он задержал дыхание.
На лице Роота читалась теперь едва ли не мука. Но потом оно мало-помалу приняло обычное выражение. Он покачал головой:
— Мне больше нечего сказать.
В голосе Роота не было и следа торжества — только смирение. И все же Монсон взбесился. Злость моментально вернулась, став еще сильнее. Где-то в глубине глазных впадин началось постукивание.
Он снова подумал про Веру Нильсон. Про ее отца, мать и старшего брата. Про Харальда Аронсона, про Малин и мальчиков. Про всех остальных в поселке, кто надеялся, что он докопается до правды. Сделает так, чтобы Билли вернулся домой. Постукивание перешло в грохот.
Я делаю все, что могу, подумал Монсон. Я стараюсь быть хорошим мужем, хорошим отцом. Хорошим полицейским. Но иногда… Он занес дубинку, обхватил рукоять так, что пальцы побелели. Иногда этого недостаточно.
Обычно Вероника спала крепко, просыпалась поздно, телу и мозгу требовалось немало времени, чтобы раскачаться. Но сегодня было по-другому. Над травой разливался густой туман, делая кукурузное поле и красные глаза ветряных великанов невидимыми. В доме царила тишина. Ни из кабинета, ни из кухни не доносилось ни звука. Ей снова приснился сон, она это знала. Приснилось, как она искала Билли, звала его по имени, но единственным ответом был шелест ветра с кукурузного поля. Или по полю действительно кто-то бежал?
Вероника тихо прошла в ванную. Старая труба глухо загудела, когда она открыла кран. Тот зафыркал и испустил вялую струю теплой воды. Вероника ступила в старую ванну. Эмаль на дне была жесткой и шершавой, миллионы капель разъели блестящую поверхность еще во времена бабушки и дедушки. На стене висели маленькие песочные часы с надписью: «Сыплется, сыплется белый песок, чисти получше каждый зубок».
Вероника медленно смывала с себя следы ночной охоты. От воды защипало ссадины на руках и ногах. Она долго стояла под душем, но ей никак не удавалось избавиться от ощущения, которое она принесла с ночной охоты и которое, кажется, за ночь укоренилось в ней, напиталось новой силой из ее снов. Ничто не доказывало, что ночные события имели хотя бы малейшее отношение к взлому ее квартиры. И все же Веронику не отпускала мысль о том, что эти события связаны. Что происходит нечто, чего она не понимает. Какая-то игра в прятки с неясными правилами, так что Вероника не знает, кого и где она должна искать. И стоит ли вообще начинать поиски.