Если бы Джем действительно взошел на трон, д’Обюссон смог бы записать на свой счет дипломатический триумф. Если, с другой стороны, что представлялось более вероятным, Баязид окажется слишком крепким орешком, то следовало обеспечить его благосклонность к ордену. Зимой 1482 года был подписан договор между Баязидом и орденом, в котором султан обещал выплатить компенсацию за ущерб, нанесенный ордену во время правления его отца, и еще большую сумму – на содержание своего брата в Европе.
Последующая история Джема, хотя и была трагичной, не имела особого влияния на судьбу ордена на Родосе. Не сумев заручиться поддержкой короля Франции против Баязида, Джем после долгой переписки между д’Обюссоном и папой Иннокентием наконец прибыл в Рим как гость папы. Здесь он оставался даже после восхождения на святой престол папы из Борджиа, Александра VI, пленником, но с ним хорошо обращались и относились уважительно, согласно его рангу. Интриги продолжились, и он был передан в качестве заложника хорошего поведения папы Александра Карлу VIII Французскому, который вторгся в Италию. Джем умер в 1495 году в Террачине, Италия.
Как и всегда, когда в деле участвовал Борджиа, прошел слух, что его отравили. Это представляется крайне маловероятным, поскольку от его смерти никто не выигрывал, и меньше всего д’Обюссон, который тоже, согласно слухам, участвовал в заговоре. При жизни Джема госпитальеры, папа и европейские монархи имели в своем распоряжении превосходного заложника, который может стать полезной марионеткой, если появится возможность сместить его брата Баязида. Если д’Обюссона и можно за что-то порицать, то не за отправку принца с Родоса во Францию, а за то, что он позволил перевезти его в Рим, в результате чего он оказался в руках папы Александра, а потом и короля Карла. Обвинение в отравлении было весьма распространенным в те дни, когда медицину мало кто понимал, а Террачина, расположенная поблизости от Понтийских болот, едва ли была здоровым местом. Джем вполне мог умереть от малярии или обычного пищевого отравления, впрочем, от яда Борджиа тоже.
Орден ничего не выиграл от смерти Джема. Живой он был ценным, как весомый аргумент в сделке, которая могла быть заключена между Родосом и Константинополем. Мертвый он не имел никакой цены. Некоторые обвинения, выдвинутые против д’Обюссона, основывались на том, что великий магистр занимался международной политикой, в которой Джем был пешкой. Д’Обюссон, как и все значимые великие магистры, разумеется, был политической фигурой. Иначе и быть не могло. Все же он был главой суверенного государства, которое было хотя и маленьким, но чрезвычайно сложным. Из-за своего международного характера орден являлся Европой в миниатюре. Его великий магистр был единственным европейцем, управлявшим смешением наций, отражавшим интересы самых богатых и влиятельных семей во многих странах. Более того, он не мог себе позволить порвать с папством, кто бы ни был папой. Это, вероятно, и объясняет первоначальное, хотя и неохотное согласие д’Обюссона передать Джема Иннокентию VIH. В любом случае представляется очевидным, что для д’Обюссона смерть Джема стала началом новых трудностей для ордена. Уже через год великий магистр начал писать сицилийцам, прося помощи у судовладельцев и морских капитанов, готовых привести свои корабли на Родос и оказать помощь в борьбе с неверными. В сущности, он предлагал каперский патент каждому, кого привлечет богатая добыча на торговых мусульманских путях.