— С приездом, Карик, — сказала Олеська так, будто давно репетировала. Шагнула к нему, поцеловала в щеку и сунула букетик, который он от неожиданности взял и даже понюхал. Пахло приятно.
Он хотел что-то сказать в отместку такое же вежливое, но Олеська отпихнула его в сторону, как досадную помеху, и повисла на шее дяди Коли, смешно дрыгая ногами:
— Папка, папка, как я соскучилась!
Пока Карик, кипя от злости, примеривался куда зашвырнуть дурацкий букетик, его осторожно похлопали по спине:
— Со-ба-чу-хин, — представился высоченный и худущий дядька. — Изобретатель и рационализатор. А вы, я полагаю, племянник Николая Степановича? Икар? Как вас по батюшке?
— Карик, — буркнул Карик. — Просто Карик.
— Очень приятно, — сказал Собачухин и обратился к дяде Коле: — Вы даже не представляете, Николай Степанович, на чем я вас сегодня повезу. А какие курноги у меня вымахали! Объедение!
Когда они все, груженные чемоданами, сумками и корзинами, часть которых тащила даже Олеська, даром что девчонка, спустились с эстакады, Собачухин сказал: «Айн моментум» и исчез, а Карик крутил головой, пытаясь определить какая из машин повезет их в Братск.
Сошедшие со струнохода люди тянулись к автобусам, складывали чемоданы в багажные отделения, поднимались по лесенкам внутрь, рассаживались. За кем-то приехали машины, еще более огромные, чем в Москве и Ленинграде, чуть ли не до верха заляпанные грязью и разбрасывающие с колес здоровенные комья влажной земли.
Олеська продолжала трещать, сообщая отцу последние новости, постоянно поминая какого-то Жевуна, пока к ним не подкатило нечто, остановилось, и оттуда выглянул Собачухин:
— Ну? Как вам моя коробчонка?
Поначалу Карик решил, что это детская машинка, ну, на каких малыши разъезжают по паркам и дворам, нажимая ногами на педали. У него самого была такая, даже фотография есть, где он сидит, совсем еще маленький, за рулем и, надув щеки, изображает урчание двигателя. Но в этой машине двигатель работал сам, да и воняло от нее настолько ужасно, что хотелось нос зажать.
Внутри оказалось гораздо хуже. Их с Олеськой усадили на заднее сидение, где коленки Карика упирались в кресло водителя, а макушка чуть не доставала до потолка. Олеська сидела так близко, что острый локоть девочки впился в бок, но отодвинуться было некуда. Когда внутрь забрались Собачухин и дядя Коля, кое-как запихнув вещи в крошечное отделение позади автомобиля, стало еще теснее.
— Как, молодежь? — Собачухин повернулся к ним, отчего кресло сильнее надавило на колени Карика. — Одобряете двигатель внутреннего сгорания?