Хват закурил, внимательно меня разглядывая. Наверное, догадывался о происходящем в моей голове.
— Нет никаких путешествий во времени, — сказал он. — И никаких параллельных и прочих перпендикулярных миров тоже нет. Все это — ненаучная фантастика. К чему вообще множить миры сверх всякой меры? Мир один. И он вполне бесконечно разнообразен. Но большинство людей этого не замечают.
— А что же есть? — спросил я. — Если это, конечно, не секрет.
Кондратий глубоко затянулся, так глубоко, что тлеющий огонек на сигарете добежал почти до фильтра, а столбик пепла опасно искривился, грозя упасть на стол.
— Опричи. Вот, что есть.
Снова это словечко. Странно знакомое.
— Похоже на опричнину, — вспомнил я.
— Почему похоже? Опричь и есть производное от опричнины, — улыбнулся Хват.
— А вы, значит, — опричник? — я попытался шутить, но что-то знобкое повеяло на меня, сердце сжала ледяная рука. Ну, вот оно! Только — что именно? — Не похожи. Где ваши метла и песья башка?
— В вашей родной опричи, Дима, есть известный писатель, который сочиняет книжки о магах, живущих в современном мире. Так вот, у них нет никаких плащей, колпаков со звездами, даже седых длинных бород нет. Они, как и вы, пользуются переносными телефонами, водят машины, работают на вычислителях.
— Кажется, я читал.
— Поэтому вы поймете. Мы даже себя опричниками не называем.
— Как же, если не секрет, — я взял стакан кефира и отхлебнул. Сморщился. Как вообще такое можно употреблять?
— Кромечники, — сказал Хват и закурил очередную сигарету. Слово как нельзя лучше контрастировало с тем образом, который явился перед мысленным взором.
— Кромешники?
— Кро-меч-ники, — раздельно повторил Хват. — Но ход ваших ассоциаций любопытен, Дима.
— У меня чувство — сейчас на дыбу потащат, а затем голову с плеч, дабы неповадно из опричи в опричь переезжать. Я ведь что-то нарушил? Вы меня сразу на примету взяли. И в ваш номер я не случайно попал.
— У нас другие методы работы, — Кондратий даже закашлялся, сдерживая смех. — Дима, Дима, откуда в обычном банковском служащем такие жуткие мысли? Неужели я столь страшно выгляжу?
— Тогда, наверное, вы вернете меня обратно, в мой мир… то есть, опричь?
— Разве вам не нравится здесь? — немедленно вскинулся Хват, цепко посмотрел. — Разве вы не ощущаете, что это место — ваше?
— И здесь можно остаться? — не поверил я.
— Вполне. Если захотите. Или вы думаете, что если живете в двадцать первом веке, то в шестидесятые вам хода нет? Непроницаемость опричей противоречит сути мироустройства.
— Где родился, там и сгодился, — вспомнил я отцовскую присказку.