Сначала у него задрожал подбородок, потом губы, наконец грянула буря эмоций, ее толчки сотрясали все тело, она рвалась вверх, пока не охватила лицо и не выжала из глаз слезы.
Нола не удивилась – перед ней был отец, страдавший от потери дочери.
И как он страдал – не проходило дня, чтобы Зиг не тосковал о Мэгги.
Сам же Зиг чувствовал, что слезы его не связаны с утратой. Они знаменовали возвращение. Целых четырнадцать лет Зиг прожил, привычно думая, что Мэгги больше нет, привык, что в день рождения дочери царит тишина. Такова самая глубокая боль в арсенале смерти – полное оцепенение от неспособности пережить утрату и в то же время – существование по привычке.
Четырнадцать лет Зиг ощущал, что смерть Мэгги окончательна, имеет свои правила и границы. И вдруг двухминутная история о зловредных подростках дала Зигу то, что он уже не надеялся получить, – новые подробности из жизни дочери. В одно мгновение его дочь, его Звездочка, вновь ожила. Там, где прежде зияла безнадежная пустота, расцвело новое воспоминание.
Он улыбался сквозь слезы радости.
– Нола…
– На здоровье, – ответила девушка, уткнувшись в свой рисунок. – И я не обижусь, если вы не станете меня обнимать, когда мы приедем в Вашингтон.
Зиг рассмеялся.
– Можно я просто… То, что ты рассказала о Мэгги…
– Наслаждайтесь путешествием, мистер Зигаровски. Договорились?
– То, что ты рассказала… я хочу, чтобы ты знала… в тот вечер у костра…
– Наслаждайтесь путешествием, – повторила Нола, указывая кончиком ручки на ветровое стекло.
Перед ними расстилалась дорога, солнце опустилось очень низко, все небо окрасилось в оранжевый цвет.
«Дух захватывает», – одновременно подумали Зиг и Нола.
Девушка постаралась запомнить этот оттенок для будущих картин.
Зиг поддал газу, в голове все еще крутилась фраза Нолы – «наслаждайтесь путешествием».
Впервые за долгое время, возможно, даже за последние четырнадцать лет он действительно испытывал наслаждение.
* * *
Через две недели
Прижимая к бедру упаковку из шести бутылок пива, Зиг возился с ключами, пытаясь открыть замок парадного входа.
Со щелчком дверь отворилась. Зиг вытер ноги о коврик, лежащий идеально ровно.
По пути на кухню он вытащил из левого кармана два счета – один за обед, второй – из винного магазина вместе со сложенной вдвое визиткой шустрой новенькой сотрудницы, только что поступившей на работу в отдел ветеранов. С каждым месяцем в Довере появлялись свежие лица, немногие долго выдерживали на базе.
Он выбросил бумажки в мусорное ведро.
Красная резинка для волос, принадлежавшая дочери, больше не лежала у тостера – с недавних пор Зиг носил ее на запястье.