– Я желаю знать, кто ее одевал, – упрямо повторил Зиг.
Прежде чем Луиза успела ответить, он открыл защелки на передней и задней частях гроба. Он знал их расположение – звезды на флаге всегда приходились вровень с сердцем погибшего.
Щелк. Щелк.
– Твоя родственница? – спросила Луиза.
– Не родственница – друг семьи, – ответил Зиг, откидывая крышку.
Женщина с удостоверением Нолы, персонаж картины, пациентка Зига, над кем он старательно трудился прошлым вечером, лежала в гробу в идеальной молитвенной позе с умиротворением на лице. Прозрачный лист пластика предохранял синюю парадную форму в комплекте с белыми перчатками и черными носками от случайно осыпавшейся во время транспортировки косметики.
– Робби хорошо поработал, – сказала Луиза, хотя знала – когда дело касалось подготовки покойников к похоронам, Зигу невозможно было угодить.
Отодвинув пластик, Зиг осмотрел форму, нашивки и аксельбанты.
– Думаешь, мы не проверяли? – спросила Луиза.
В Довере каждый гроб проверяли по списку из двадцати шести пунктов. В список не входил контрольный осмотр покойного и дополнительные пункты, отдельный перечень которых Зиг составил для себя лично. Он присмотрелся к лицу Нолы – очень важно, чтобы его не испортили. Все родители хотят – Зиг тоже в свое время хотел – верить, что оно настоящее. Надо признать, косметика держалась как надо. Волосы в порядке. Вчера вечером Зиг вымыл их дважды. Как-то раз его предшественник подметил: «Первой волосы солдату моет мать, ты моешь их последним».
Зиг достал из кармана пятнадцатисантиметровую линейку, которую всегда держал при себе на работе. Измерил шов от плеча до верхнего края шеврона, обозначающего выслугу лет. Тринадцать сантиметров – порядок. Затем орденские планки на груди. Не более двух сантиметров между каждой – тоже порядок. Он даже приподнял полу мундира, чтобы убедиться, совпадает ли край пряжки брючного ремня с молнией на брюках и отворотом форменной блузы. Идеальная линия.
– Как вы познакомились, Зигги?
– Я же говорю, Нола – друг семьи. Такая же, как тот морской пехотинец, которого ты всегда видела в церкви в своем родном городе. Ты никому не позволила заниматься его телом. Чистила, бальзамировала, одевала – все сама делала, – напомнил Зиг, снимая ворсинку с плеча мундира, потом еще одну несколькими сантиметрами ниже. И еще одну, и еще – целых четырнадцать ворсинок. Кто-то другой бы их заметил? Не в том суть. Даже если труп отправляли на кремацию, Зиг всегда проверял, чтобы все было в идеальном порядке.
– Это мой груз, Лу. Не твой и не Робби, – продолжил Зиг. – К тому же она даже сутки у нас не пролежала. С каких пор мы стали так спешить, чтобы избавиться от клиента?