Алексеев стоял на крыше в косматой кабардинской бурке, которую привёз с собою пять лет тому назад. Свет оказался большим фонарём, укреплённым на длинной палке, которую он прислонил к высокой трубе, выведенной над камином. Импровизированный маяк и его сторож были совсем под стать сумасшедшему ненастью, бушевавшему на дворе.
-- Славная ночь! -- со смехом сказал Алексеев, соскакивая с крыши и торопливо открывая дверь перед Веревцовым. -- Отличная ночь!..
Лицо его сияло дикой радостью. Косматая голова, торчавшая из такой же косматой бурки и полузанесённая снегом, давала ему вид какого-то фантастического лешего, которому место в глубине тайги, а не в человеческом доме.
-- Они не пришли сюда! -- продолжал он с торжеством в голосе, помогая озябшему Веревцову перебраться через порог. -- У вас славный дом... Далеко, глухо!.. Кругом лес... Я думаю, они совсем не будут сюда ходить... Как вы думаете?..
Веревцов с изумлением смотрел вокруг себя; он не узнавал своего жилища. Его новый товарищ успел за несколько часов переделать невероятное множество дела. Пол был чисто выскоблен и вымыт. Все окна освобождены из-под травяной покрышки, и оконные льдины оскоблены от инея. Даже кровать Веревцова была тщательно выскоблена и вытерта тряпкой.
Вместо верстака стояло другое ложе, сбитое из деревянных плах, но живописно задрапированное одеялом. Стол был застлан скатертью, и на нём горели две стеариновые свечи. Даже камин был выбелен мелом. В глубине его перед огромной загнетой горячих углей стоял готовый чайник с чаем и три горшка с различными снедями.
-- Каково? -- спросил Алексеев с наивным торжеством. -- Видите, какой я проворный!?. Уже домой сбегал и вещи привёз, да и салазки вместе, пускай тут стоят!..
Он проворно разгрёб загнету и затопил камин.
-- И фонарь я тоже склеил, -- продолжал он, -- из рыбьей кожи. Думаю, нужно маяк устроить, а то Василий Андреевич дорогу не найдёт.
-- А дров у меня много, -- прибавил он, помешивая в камине, -- мы их перевезём на салазках. Во всю зиму не истопишь.
-- Теперь садитесь, угощайтесь!..
Он стащил с Веревцова куртку и усадил его на место с такой осторожностью, как будто Василий Андреич был расслабленный.
-- Видите, я ужин сварил! -- указал он на горшки. -- Суп с грибами, каша. На обоих хватит... Я тоже не буду есть мясо как вы. Я хочу жить, как вы живёте.
Василий Андреич слушал с удивлением, не совсем доверяя превращению своего гостя, но Алексеев тотчас же угадал его мысли.
-- Мы с вами всё так жить будем, -- сказал он, -- вы не думайте. Лишь бы они не ходили... Будем жить как в браке. Я буду муж, а вы будете жена, или, если хотите, вы будете муж, а я буду жена. Или будем два мужа, или две жены, как вам угодно.