-- Куда вы? -- окликнула Марья Николаевна.
-- На охоту! -- отвечал Ястребов, не оборачиваясь и продолжая свой путь.
-- Стойте, стойте! -- кричала Марья Николаевна, видя, что его высокая фигура готова скрыться между кустами. -- Вы разве не будете есть с нами?
-- Что еда? -- донеслось уж из кустов. -- Сами ешьте!
Ястребов с юности поставил себе правилом поступать не так как другие люди и мало-помалу до такой степени привык выбирать своеобразный способ действий, что теперь ему трудно было подойти под общий уровень даже в самых ничтожных пустяках. Он ел, одевался и спал иначе, чем люди, которые составляли его общество. В каждом отдельном случае он как будто задавал себе вопрос: "Как поступил бы на моём месте обыкновенный средний человек?" -- и поступал как раз наоборот. Логики в его поступках не было. Весною, когда чай дешевле, он вдруг отказывался от чаю, а осенью, напротив, платил по рублю за четверть кирпича и выпивал его в два приёма. В февральские сорокаградусные морозы он ходил на охоту без тёплой шапки и рукавиц, а летом, напротив, надевал меховую шапку. Он никогда не читал книг и не держал свечей в своей избушке и долгие зимние ночи просиживал один в четырёх стенах, по-видимому, не тяготясь одиночеством и не прибегая даже ко сну, чтобы скоротать время. Впрочем, он не чуждался и общества товарищей, но имел обыкновение покидать его так же неожиданно, как он сделал это теперь.
Однако, другие мало обратили внимания на его уход. Они уселись на траве вокруг ковра и дружно уничтожали привезённые припасы.
-- Хороши французы! -- сказал Ратинович, прожёвывая кусок.
Рыбковский поднял голову как боевой конь, почуявший запах пороха.
Почта пришла с неделю тому назад и принесла ворох газет и журналов. Они успели уже по десяти раз поспорить о каждом предмете, но не могли наспориться досыта. Это были люди различных мировоззрений, и словесные препирательства между ними иногда разрешались довольно крупными стычками. Они так увлекались, что нередко, в пылу желания одолеть противника, менялись ролями, и один защищал, а другой опровергал совсем несоответственно своей "программе".
-- Хороши французы! -- повторил Ратинович, беря ещё кусок жаркого. -- Мужчины колотят женщин палками и по их телам пробираются к выходу.
Он говорил об известном парижском пожаре в улице Жана Гужона.
-- Это всё буржуазия, -- прохрипел Броцкий, -- правящие классы.
-- Я о них именно и говорю, -- подтвердил Ратинович, -- однако, какое беспримерное падение Франции...
-- Не в том дело, -- сказал Рыбковский, нахмурившись, -- тут есть другая сторона, важнее...