Вокруг стола происходила настоящая осада.
-- Молока! -- кричала отчаянным голосом младшая девочка.
-- Моло-ока!
Мишенька как мужчина решил прибегнуть к более энергическим мерам. Он пододвинул к столу большой деревянный стул, стоявший у стены, и, взобравшись на него с великою опасностью, теперь взлезал на стол, намереваясь погрузить в подойник свою запачканную мордочку.
-- Я пойду за чашками, -- сказала Марья Николаевна, но старшая девочка решительно отклонила её предложение.
-- Сиди! Сиди! -- кричала она, усаживая её на скамью рядом с матерью. -- Я принесу, я!
И она вприпрыжку выбежала из комнаты.
Младшая девочка вдруг забыла о молоке.
-- Любка, Любка! -- крикнула она, выбегая вслед за сестрой. -- Постой! Я принесу! Я лучше! Аа! -- послышался её плач из-за притворённой двери.
-- Они разобьют чашки, -- сказала Шихова с беспокойством.
Марья Николаевна встала и последовала за детьми. Мишенька уже добирался до подойника. Рыбковский снял его со стола и в виде утешения хотел подбросить его вверх, но мальчик стал так неистово брыкаться, что он был принуждён спустить его на пол. Мишенька немедленно повалился на спину и стал кататься по полу в конвульсиях гневных рыданий.
Шихов, наконец, оторвался от книги.
-- Перестань, Мишка! -- сказал он, не поднимаясь с места.
Марья Николаевна вернулась вместе с девочками. Все трое несли по одной чашке. Мир, очевидно, был водворён на началах равномерного распределения.
-- Отчего же только три чашки? -- сказала хозяйка. -- Разве вы и они, -- она мотнула головой в сторону других гостей, -- не выпьете молока?
-- Мы не маленькие! -- возразила Марья Николаевна. -- Лучше будем пить чай!
-- Чай! Чай! -- поддержали другие.
Молоко было слишком дорого для взрослых. Но чай был в Пропадинске главным общественным занятием, можно сказать, центральным узлом всей общественной жизни. Когда три человека сходились, они не могли пробыть вместе десяти минут, чтобы не подвесить чайника над огнём.
Шихов сделал вид, что хочет отложить книгу в сторону, но его деятельность, как это бывало слишком часто, оказалась излишнею. Беккер, который успел при помощи Броцкого вынести мокрое бельё на двор, возвратился с охапкой щепок. Продолжительная возня с водой, по-видимому, возбудила в нём жажду, и он немедленно принялся растапливать жерлообразный камин.
Ребёнок, наконец, заснул. Сара Борисовна скрылась за занавесями и через минуту вернулась без ребёнка, но с большим медным поддонником в руках, заменявшим блюдо и загромождённым грудой крупных звеньев варёной рыбы.
-- Не хочет ли кто-нибудь закусить перед чаем? -- предложила она, вытащив стол на середину комнаты при содействии Рыбковского и отправляясь за ложками и солью.