Современная кубинская повесть (Наварро, Коссио) - страница 193

Позади останется лагерь, вновь ставший пастбищем, где щиплют траву мирные стада, и уже никто не сможет точно определить, где стояли ракеты или орудия, от какой борозды начинались проволочные заграждения или траншеи, рядом с каким из вновь посаженных деревьев находился командный пункт или проходила вторая линия обороны. О том, что было на месте, которое могло стать эпицентром всемирных событий, перекрестком эпох, точкой столкновения противоборствующих мировоззрений, напоминает, пожалуй, лишь ветхий загон, где ты проведешь еще немало ночей на посту, размышляя о человеческой судьбе и из последних сил противясь москитам, холоду, усталости, голоду, недосыпанию, борьба с которыми потребует от тебя стоицизма, мужества и философского отношения к жизни — трех главных качеств настоящего милисиано, как уверяет Серхио Интеллектуал. Завтра, перед отъездом, ты бросишь прощальный взгляд на пальмовую рощу, ореховые деревья и сосны, на глыбу вывороченной земли, сквозь которую уже успел пробиться зеленый росток, робкая былинка, что вскоре станет кустиком, цветком, пастбищем, кормом, семенем в процессе непрерывного обновления, частицей знамени возвращенной надежды, что взовьется на фоне серого неба, в которое ты с тревогой всматривался, ожидая увидеть яркую вспышку, грозное зарево, дыру в пространстве, начало вражеской бомбардировки, каковой удалось избежать в последний миг. Это произошло в результате соглашения между Советским Союзом и Соединенными Штатами; благодаря отчаянному компромиссу, не оцененному тобой в то время по достоинству, хотя он обеспечивал безусловное сохранение мира; в результате взятого американцами обязательства не вторгаться на Кубу в обмен на вывод советских ракет, на немедленный демонтаж той самой базы, в окрестностях которой вы находились, сильные не столько оружием, сколько духом, осуществляя священное право на защиту родины; благодаря решению, в итоге обернувшемуся победой социализма, человечества, гарантией твоей жизни, подвергнутой жестокому испытанию в этой затерянном, безымянном местечке, с которым ты распрощаешься через несколько недель, когда сержант Тибурон зачитает вам приказ о демобилизации и не упустит случая, чтобы призвать вас крепить дисциплину и боевую готовность — «потому что янки не перестанут играть с огнем, усекли?» Ты будешь ликовать вместе со всеми и прославлять сержанта, но он прервет потоки лести и славословия: «Отставить лизоблюдство до прихода лейтенанта, усекли?» А потом, уже серьезно, отбросив шутливый тон, скажет, что все вы честно исполняли свой долг на переднем крае обороны и никто из вас не дрогнул, не струсил, не спрятался в кусты. Вы были готовы выполнить любой приказ Фиделя Кастро и с честью поддержать твердую позицию правительства. Воодушевившись, Тибурон повторит знаменитые лозунги, снова ввернет непременное «со щитом иль на щите», а в конце воскликнет: «Им нас никогда не победить!» Ты опять залезешь в кузов знакомого грузовика, в котором, как и тогда, будут свалены в кучу узлы, наспех уложенные вещевые мешки, нераспечатанные ящики с боеприпасами. Рядом торопливо займут места твои товарищи, и среди них ты различишь нескладную фигуру Серхио Интеллектуала, с потухшей сигаретой в углу рта, — он прислонился к борту и старается запечатлеть в памяти торжественность момента, запомнить эту атмосферу всеобщего ликования, это место и то, что с ним связано, коллективный героизм всей страны, это ставшее уже историей время, о котором, вероятно, он попытается рассказать на нескольких страницах, мучительно подбирая нужные слова и выражения, чтобы все выглядело так, как на самом деле. Тебе это еще предстоит пережить, Давид: например, субботу двадцать седьмого октября, когда конфликт вступил в критическую фазу после того, как ракетой «земля-воздух», выпущенной неподалеку от лагеря — или, может, за много километров отсюда, — был сбит американский самолет-шпион, один из знаменитых У-2, что постоянно нарушают ваше воздушное пространство. Весть эта передается из уст в уста, воодушевляя бойцов. Ее оживленно обсуждают Тони и глухой Тапиа, о ней упоминает в краткой речи Чучо Кортина, она будоражит Чано, Майито и весь взвод, ожидающий, что вот-вот будет дана команда и заговорят зенитки, хотя Соединенные Штаты угрожают новой засылкой самолетов-шпионов, но теперь уже в сопровождении реактивных истребителей, которым отдан приказ в случае необходимости открывать ответный огонь по МиГам. Одновременно приводятся в боевую готовность американские ядерные средства во всем мире, а во Флориде сосредоточивается самое большое число самолетов и боевых кораблей, какое когда-либо использовалось в качестве сил вторжения. Человечество толкают в пропасть, к катастрофе, приближение которой вы ощущаете в разреженной атмосфере, в черных тучах, в надвигающейся грозе, в напряжении и странной тишине, воцарившейся на базе, — ее нарушает лишь непрерывный резкий свист, — в скрипе башмаков Тибурона, который пришел проверить, как у вас дела. Он протискивается в узкую щель рядом с тобой и разрешает выкурить по последней сигарете, потому что потом — «Прощай, Лолита, навсегда». Его слова подкрепляются покашливанием Интеллектуала; негромко и спокойно он прощается с сержантом, с Тони, с тобой, со всем взводом, с книгой, которую уже вряд ли напишет. Но ясно одно: ее допишут тысячи анонимных авторов, дополнят сами герои событий, а может, и ты через много лет возьмешься за перо или кто-нибудь еще, кто решится написать обо всем этом и возвратит тебя в тот день и на то место, где ты сейчас готов в любую минуту дать отпор врагу.