— Эй, заплати за бифштекс и купи эскимо на палочке, я с тобой прогуляюсь по Малекону.
Да, не сразу привык я к этому пеклу. Мать родная, идешь будто в дурмане, улицы прямо кипят от солнца! Если не проглотишь что-нибудь холодное, хоть умирай. Молодцы поляки, ихнее эскимо только и спасало.
Либрада с матерью обирали меня как могли. Я отдавал им чуть не все, что зарабатывал. Мне с Либрадой было вовсе неплохо, но однажды случаем вся правда вылезла наружу.
— Мануэль, — говорит она один раз, — давай с тобой поженимся.
Я, конечно, ни в какую, ты, мол, в уме, для семейной жизни мне нужна порядочная девушка. О Касимире с ней словом не обмолвился. Но с Либрадой, думаю, я вел себя по-честному. Кто только не перебывал до меня у этой женщины? И каменщики, и точильщики, и грузчики — все, между прочим, из Галисии. Я это знал с самого начала и все равно ее не бросал. Потом проходит какое-то время, и вот сидим мы, значит, с Гордоманом и Перико — ему прозвище дали Пружина — в кафе «Асуль», пьем пиво, болтаем о том о сем, и вдруг Перико говорит мне, что спал с Либрадой. Я слушаю, а самого зло разбирает. Этого Перико — он жил в районе Регла — прозвали Пружиной, потому что он везде и всюду хвастался своей мужской силой. Вдобавок он еще и заплатил за мое пиво. Я разозлился, чую, что неспроста. И тут Перико ни с того ни с сего ляпает, будто Либрада ему сказала: «У меня теперь Мануэль, и мы скоро с ним поженимся». А потом хмыкнул: «Либрада над тобой смеется, твоя штука, говорит, всего с наперсток». По всему было видно, что он меня нарочно заводит. Я сижу, притворяюсь дурачком. Допил последний глоток пива, пришел домой и там задал жару.
— Мануэль, что с тобой? — спрашивает Конча.
— Я пришел сказать твоей дочери — больше следа моего она не увидит. Хватит, попользовались дармовым хлебом!
— Ну, брось, парень, не бери в голову грязные сплетни. Я вон обед приготовила.
Либрада собралась было удрать, но не успела. Ее крестная как раз в это время выводила ей бородавки на шее. Вся комната пропахла паленым мясом. Я скосился на Либраду, глянул — она сидит на стуле, и шея ватой залеплена. У меня в голове мысли завертелись: и Либрада мне была по душе, и такой кормежки нигде не найти… Вот поди знай, как бы все обернулось, не распусти язык этот Перико, чтоб ему пропасть. Он-то и был из этих подонков чуло, о которых я говорил. Оттого у меня такая лютая ненависть ко всей ихней братии. Сами не едят и у других отнимают. Астуриец, хозяин кафе «Асуль», тот знал все про все. Он жил в квартале, где этих лихих проституточек без счета, и рассказывал, что кубинским чуло бабы на дух не нужны, что чуло до этого дела равнодушны. Привирал, конечно, старый мухобой, от зависти. Всем было известно, что его жена резвится с его племянником Пасторсито на мешках с рисом. А астуриец вытащил к себе племянника из Испании, когда у нас был обмен денег. Но так ли, сяк ли, а правда в его словах была. Чуло, — любил говорить он, — испанской выделки.