Мимо них проносились «бьюики» и «кадиллаки». Нищий в галерее собирал свое тряпье; на углу спорили трое мальчишек — два продавца газет и один чистильщик обуви. Они проехали по улице без фонарей, где находилась старая лавка, прямая наследница испанских лавчонок, упорно не желавших исчезнуть, вся погруженная в полутьму, грязная, с деревянными столбами, выкрашенными темной краской. Чтобы хоть что-нибудь сказать, Габриэль спросил у Хайме, который час.
— Восемь, — ответил Хайме, понимая, что и отвечать-то незачем.
Прежде чем въехать в туннель перед Кинта-Авенида, они миновали узкую улочку, и Габриэль увидел выходивших из бара пьяных солдат. Слышалась крикливая музыка автомата, модное болеро, вульгарное и вместе с тем трогательное.
— Картинки нашего времени, — сказал Хайме, проследив за взглядом Габриэля и цитируя название рубрики популярного журнала.
У выхода из туннеля они заметили патрульную полицейскую машину, и, когда приблизились к ней, им посигналили.
— Куда направляетесь? — спросил полицейский. Это был мужчина среднего роста, скорее худощавый, но с намечающимся брюшком, длинными височками и щегольскими усиками. Он похлопывал дубинкой по гетрам, держа левую руку на молнии кожаной куртки.
— Мы едем на вечер в «Кантри клаб», — сказал Хайме, старательно произнося английские слова, — английский он учил по пластинкам, но считал свое произношение образцовым, и это почему-то доставляло ему большое удовольствие.
Полицейский окинул его беглым и в то же время испытующим взглядом:
— Ладно. Можете ехать. Но смотрите, не очень-то разгуливайтесь, понятно? Сейчас не время. Договорились?
— Какое свинство! — сказал Хайме, когда они уже были далеко и мчались по шоссе. — Что о себе воображают эти субчики? Будто они — хозяева страны? — И он, достав левой рукой платок, вытер пот со лба.
— Ну, чего уж так возмущаться? — возразил Габриэль. — Ведь нам даже не предложили выйти из машины. Не обыскали. Ничего страшного.
— А это потому, что я сказал, что мы едем в «Кантри». Они знают, что люди из высшего общества в большинстве за Батисту.
— Может быть. В последнее время они стали очень подозрительны. Теряют уверенность. Ты не замечаешь?
— Но они чувствуют поддержку армии, потому и обнаглели.
— Да, ты прав… Значит, ты, Хайме, улетаешь завтра в Нью-Йорк?
— Первым ночным рейсом «Пан-Америкен».
— Будешь там играть?
— С чего ты взял? Ты прекрасно знаешь, что у меня нет страсти к игре. К тому же у нас тут отличные казино — в гостинице «Хилтон», в «Ривьере», в «Капри»… там и гангстеры прямо киношные, и все прочее. Но меня игра не привлекает. Я человек особый, мной не владеет атавистическая страсть к игре. Только один раз купил я несколько лотерейных билетов, на том и кончилось.