Каменщики меня признали, стали держать на хорошем счету. Я вступил в профсоюз и постепенно скопил кое-какие деньги. Даже деду опять послал немного. Заработал прилично в отеле «Пласа», где вручную пемзой выравнивал паркетину за паркетиной. Дед прислал письмо, в котором просил радиоприемник на батарейках. Я не сообразил и послал ему приемник от сети, марки «Филипс», из первых, что на Кубе появились. У меня у самого такого не было. Но у деда жизнь — одна скучища, да и я в его глазах был ветрогоном, черт-те кем; вот и решил — покажу ему, кто чего стоит. В ответном письме он сообщил, что даже не стал распаковывать это радио, потому как в доме нет электричества. Ну, монета к монете собрал еще двести пятьдесят песо, чтобы они сделали электропроводку и смогли наконец слушать радио. Дедушка в письме рассказал, что с этим радио в деревне все с ума посходили и за мое здравие молились в церкви, где служит отец Кордова. Впервые в жизни я получил письма от незнакомых людей. Одни благодарили за посылку. Другие просили ботинки или такое же радио. А с чего мне послать? Что имел — припрятал на всякий случай. В общем, не ответил на письма, и все тут. Где мне сочинять письма да слать подарки, когда жрал одну треску и свиное сало! Велос с Гундином — вот кто мог расщедриться на подарки. В богатых домах всегда есть чем разжиться. И на еду не тратились. Да я сам, к слову сказать, никогда не уходил из дома сеньоров Кониль с пустыми руками. Гундин, бывало, подсунет то джема из гуаябы, то бананов. Что-нибудь всегда перепадало. Но я такой, каким уродился: для меня просить — нож острый. Никогда не был попрошайкой и тем горжусь. Все своим трудом добывал, а труд облагораживает человека — это сказал один великий мудрец. Таких, как он, головастых, всего семь было на земле… Я зла ни на кого не держу, не злопамятный, зато от разных негодяев столько натерпелся, что со счета собьешься. И жадности во мне нет, вон куплю кулек карамели — всем раздам. В те времена во многих домах хоть шаром покати, ну совершенно нечего есть, а я кое-как держался. Посолю сало — вот и еда. В мою комнатенку на углу Семнадцатой много приходило всяких, кто жил одним днем. Просят кусочек хлеба, или сигарету, или банан. Это у меня-то, когда я сам, как говорится, почти с голоду пропадал. А почему? Сейчас расскажу.
В Гаване страх что творилось. Люди на улицах сойдутся кучкой, как заговорщики. Но к ночи город пустой — все по домам забивались. Безработица невиданная. Забастовки одна за другой. Полиция мучила людей в застенках. Я с восьми вечера сидел у себя в комнате и никуда ни шагу. А чуть поутихнет — все-таки высуну голову ненадолго. Правда, за это время подкопил денег. Работал везде, где мог. Если не было работы у каменщиков, плотничал. Тоже сам наловчился, никто не помог. Постепенно вник в секреты плотницкого дела. Откуда мне было ждать, что кто-то придет и скажет: «Я из тебя сделаю плотника».