— Простите, я вас перебью? — В дверном проеме показалось лицо Гарсиа. — Надоело сидеть одному…
— Да, да, конечно, заходи. Извини, это не я виноват, что тебе пришлось ждать. Понимаешь, Габриэль и я, мы никак не можем прийти к согласию насчет положения в стране. Вот перед вами я, человек, старающийся что-то сделать для возрождения нации — потому что я таки вкладываю свой капитал, тогда как он…
— А я тоже не согласен с тобой, Марсиаль. Пойми, ты сторонник развития нашего собственного национального капитала, я же думаю, что это ничего не даст.
— Почему так? У нас есть деньги, стало быть, мы можем их вкладывать.
— Кубинские капиталы не обеспечены, Марсиаль. Это во-первых, а во-вторых — как мы можем конкурировать с иностранными капиталистами? Они нас сокрушат, поверь. Кроме того, правительство мыслит по-другому.
— Правительство может смениться. Скоро в стране будут выборы.
— Фальсифицированные. Слушай, старик: ты же сам знаешь, что все твои рассуждения — чистая утопия. Батиста намерен остаться у власти до конца дней, это известно на Кубе всем. Разумней — а кстати, удобней и безопасней — примириться с участью, которая тебе выпала, и точка. Что ж, надо расплачиваться за наследство, оставленное нашими предками — праздными и ленивыми. Ты согласен? Что до тебя, Габриэль, я нахожу в твоем политическом образовании большие пробелы, но я стараюсь проникнуть в суть дела. Я слышал, вы тут говорили о книгах, и в этом вы правы — немалая вина лежит на книгах, на известного рода искусстве, на литературе, на философах, которые все немного рехнулись. Толкуют об идеале, о предназначении человека, а кругом только зависть да пошлость. Вся эта болтовня о культуре — одна видимость, все мы в конце-то концов едим за одним столом, из одной тарелки. Люди искусства — народ неустойчивый, нерешительный, неврастеничный, это умы всегда недовольные, которые не согласны даже с тем, что сами создают, и вечно жалуются, будто у них нет времени сделать то, чего они хотят…
— Прости, Гарсиа. Мы люди начитанные, культурные, это правда, но, к сожалению, не так обстоит дело с большей частью кубинской буржуазии. И даже у нас самих… есть, как ты говоришь, пробелы, и мы частенько плохо перевариваем прочитанное. Во многом ты прав, я, признаться, и сам полагаю, что до сих пор мы были народом, не способным к труду ради общего блага, к эффективной деятельности; что же касается людей искусства, то они, с эпохи Медичи и даже раньше, были деклассированным элементом; во Флоренции все занятия имели точно определенный социальный статус и цеховую организацию, только художники были вне всяких норм, они предпочитали входить в объединение нотариусов и бакалейщиков. Но вернемся к теме: в нашей бездеятельности есть нечто сладостное, и ей чрезвычайно способствует климат. Фатализм? Детерминизм? Заметьте, что, хотя наш пейзаж очень ярок, он всегда один и тот же, с теми же резкими, четкими красками, с какой-то податливой и мягкой, как рыбное филе, пылкостью. Вот и все о первой причине.