– Несколько месяцев. Отец хотел, чтобы я начал выступать на его митингах, стал «голосом своего поколения» или что-то вроде этой бредятины. А я сказал, что не могу. Даже не в том смысле, что не хочу, а просто физически не в состоянии стоять на сцене и распространять тошнотворную ложь. Как ты можешь догадаться, разговор получился не очень дружелюбным.
– Что произошло? – мягко спросил Арран, стараясь сохранять внешнее спокойствие, хотя сердце выскакивало из груди.
– Он назвал меня предателем с промытыми мозгами и заявил, что больше не желает меня видеть.
Голос Дэша звучал бесстрастно, однако было в его лице что-то такое, от чего сердце Аррана сжалось. Он попытался представить, как звучали бы эти слова из уст его матери, но не смог.
– Он тебя выгнал?
– К тому времени меня уже приняли в академию, так что до моего отъезда мы по большей части просто игнорировали друг друга. Отец сказал, что, если я уеду, это будет последняя капля – он никогда больше не заговорит со мной.
– Разве он не гордился, что тебя приняли? – в замешательстве спросил Арран. Насколько он знал, большинство тридианцев в академии готовились к вступительным экзаменам с самого детства.
– Гордился, пока не узнал о новой интеграционной политике академии. Он не хотел, чтобы его сын участвовал в каком-то «бредовом социальном эксперименте», как он выразился.
Наконец Арран задал вопрос, от которого пытался отмахнуться последние несколько недель.
– Что бы твой отец сказал, если бы узнал о нашей дружбе?
Лицо Дэша расплылось в озорной улыбке.
– Он пришел бы в ярость.
– Разве тебя это не волнует? – Арран знал, что Дэш не разделял взгляды Ларца Мускатина, но ведь тот оставался его отцом.
– Нисколько, – с прежней серьезностью ответил Дэш.
– Почему?
Дэш отпустил поручень и, паря в воздухе, приблизился к Аррану так, что их головы почти соприкасались.
– Потому что… – Он замолчал, дыхание его щекотало лицо Аррана. Затем Дэш потянулся к нему, и их губы соприкоснулись.
Арран представлял, как это случится, бесконечное количество раз, но произошедшее все равно застало его врасплох, мозг его словно замкнуло, и какое-то время он не мог шелохнуться. Аррана словно пронзило током, выжигая все мысли, оставляя лишь ощущение губ Дэша, прижатых к его губам. Одной рукой он все так же держался за поручень, а другой обнимал Дэша, прижимаясь к нему в ответном поцелуе. Каждый раз, когда их губы соприкасались, – новый удар сотрясал его тело. Ничего подобного он никогда еще не испытывал. Внезапно Арран понял, что стена начинает удаляться, и покрепче обхватил поручень и талию Дэша, впиваясь пальцами в кожу между брюками и краем рубашки. Дэш, порывисто вдохнул, и дыхание его защекотало лицо Аррана.