— Сильная, — как бы про себя повторил он. — Дома она много лет была и за мужчину и за женщину. В поле выйдет — на все руки: пашет, жнет, снопы вяжет. И на телегу снопы грузила лучше, чем иной мужчина.
Георгий откинулся назад и повернул голову в сторону.
А я представил себе мать Георгия — крепкую женщину с большими сильными руками. Женщину, которая с одинаковым умением может работать мотыгой и вязать детскую одежду, управляться с плугом, вкусно готовить, печь пироги, воевать и петь колыбельные песни. Я всегда думал, что женщины сильнее мужчин, потому что они более самоотверженны.
Мы спустились с Балкан. Дорога раздваивалась, и шофер замедлил ход машины.
— Куда теперь? — спросил он.
— Налево! — ответил я вместо Георгия. — Вдоль ущелья.
Георгий, закрыв глаза, склонил голову на плечо. Но спать он не мог. Сон давно пропал. Его угнетала скорбь.
Я смотрел на него и думал, сколько раз глухими ночами сходил он по этим тропам, чтобы увидеть дом, чтобы услышать издалека голос своей матери, и, успокоившись, ощутив прилив сил, проворно, как серна, возвращался в горы к товарищам.
Село встретило нас молчанием. Перед домом Георгия стояла машина «скорой помощи».
— Неужели мы опоздали? — с тревогой спросил он.
В ответ послышался крик его сестры:
— Скорее, братик, скорее! Только тебя и дожидаемся!..
В глубокой печали стояли у дома мужчины и женщины. Глаза людей были полны слез.
Мать, бледная, худая, с измученным лицом, казалось, утонула в постели. В безжизненных глазах, как в двух пустых колодцах, не было даже признака жизни.
— Мама, Георгий пришел, — промолвила сестра моего друга.
— Мама, это я, — произнес чужим, незнакомым голосом Георгий.
Что-то дрогнуло в почти бесплотном теле. Одна рука мучительно приподнялась, дотронулась до склонившейся над ней головы и упала.
— Это я, мама! — повторил Георгий.
Во дворе кто-то пояснял:
— Приехал Георгий, застал ее, но она его не узнала.
Рука матери приподнялась. Мать дотронулась до его подбородка, остановилась на ямочке, затем скользнула по руке и замерла на локте. Потом ощупала его еще раз, как будто хотела удостовериться, что это действительно он. Голова ее качнулась. Губы зашептали:
— Георгий, сын…
Сколько раз она, битая до потери сознания в полицейских участках, сжимала зубы, чтобы это имя не сорвалось с губ!
— Сын! — Она всхлипнула, голова ее приподнялась и сразу же опустилась на подушку…
Через два дня, когда все село собралось, чтобы проводить мать в последний путь, кто-то прочел в газете, что полковнику Георгию Николову Петрову присваивается звание генерала. Новость быстро передалась из уст в уста. Произнеся прощальную речь, секретарь парторганизации склонился, поцеловал руку старой умершей женщины и положил возле нее газету с сообщением о сыне.