— А с кем же тогда мадам будет тереться пупками? — Делаю толстый намёк на тонкие обстоятельства.
— Вообще-то мадмуазель… — Принимает мою игру Лёлька. — Но ничего, как-нибудь переживу, тем более у меня кое-что припасено на этот счёт. Есть некоторые вещи и пострашнее «Фауста» Гёте.
— Пардоньте… А мадмуазель читала» Фауста»? И даже Гёте? В детстве я читал это произведение на языке автора, но ожидать такого от блондинки, хотя уже брюнетки, это выше моего понимания.
— Был такой лётчик Валерий Чкалов. Так вот он летал, летал и долетался, кто-то, похоже долетается…
— Признаться, я не ожидал от вас такой грубости. А ты даже Чкалова знаешь? У, ты какая!
Вот так непринуждённо пикируясь и подшучивая друг над другом, мы и следовали по улице в сторону набережной.
Дойдя до площади «Борцов с Революцией», решили срезать и, пройдя через этот сквер, выйти к реке. Пройдя по центральной, свернули на боковую аллею и похоже пришли. Недаром говорится, что хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Вот они. «Фулиганы». Классика советского кинематографа три хулигана и пара влюблённых, бойся данайцев дары приносящих. Кино и немцы. Приплыли. Трое уродов, с хамской непринуждённостью вырулили нам навстречу, перекрыв выход из аллеи. Молодые, возраст около двадцати с лишком лет, поддатые, либо накуренные. С запахом застарелого перегара.
— А куда это мы так торопимся на ночь глядя, тут у нас выход платный. — Говорит фиксатый тип, стоящий в середине гоп-компании.
В темпе прокачиваю противников: тот, что говорит, среднего роста, в правой руке вертит нож-бабочку, но не зоновскую поделку, а китайский ширпотреб — сявка дешёвая.
Второй, справа от меня, длинный, худощавый, в руках бита, глаза нехорошо блестят — походу наркот.
Третий, рост под метр восемьдесят, под футболкой просматривается бицуха, но не качок, жилистый, скорее всего бывший спортсмен, но не факт, этот самый опасный. Пробую съехать на базаре.
— Молодые люди, вы бы освободили проход, а то мы действительно очень торопимся.
— А тебя, дядя, мы и не задерживаем, ты только оставь девушку, денежкой пошурши и можешь идти на все четыре стороны. — Это сявка блеснул красноречием. Всей кодлой мерзко смеются.
— А вот с лялькой мы займёмся более приятным делом. Ты, дядя, не бойся, мы её нежненько пропустим во все дырки, и даже немного твоих денежек отстегнём.
— Хорошо, хорошо, парни, я вам всё отдам, сейчас только верну девушке её вещи. — Поворачиваюсь к Лёльке, ободряюще подмигиваю и передаю ей пакет, указав на него взглядом, там бутылка шампанского, а удар шаровкой по тупой башке, может остудить любую горячую голову.