Доехав почти до берега речки, повернули направо и благополучно добрались до своих. А там уже в самом разгаре велись работы по укреплению позиций, да и народу значительно прибавилось. Оказалось, что это наконец-то прибыло обещанное ещё утром подкрепление, которое состояло из первого мотопехотного взвода разведроты, и двух отделений станковых пулемётов, которые оставались в расположении батальона. Огромную радость я испытал от того, что и второе наше орудие было здесь, с живым, хоть и поредевшим расчётом, и теперь можно было занять позицию на высотке, и контролировать артиллерийским огнём сектор в 180 градусов, а при желании и все 360. Ну и на закуску, это снаряды, свои-то мы практически все израсходовали, отбиваясь от противника, а прибывшее пополнение, привезло целый грузовик боеприпасов к нашему вооружению. Так что выстрелы к сорокапяткам мы разделили поровну, получилось больше чем по пол быка на орудие и теперь живём. Да и хрен с ними со снарядами, главное боевые друзья живы, хоть некоторые из них и поранены.
Всё это я узнал, когда искал командира роты для доклада и, найдя его возле позиции своего орудия, отчитался о проделанной работе.
— Товарищ капитан, ваше приказание выполнено. Миномётная батарея противника уничтожена в полном составе. Нами захвачены два миномёта и пулемёт, а также уничтожено четыре бронетранспортёра.
— Молодцы ребята! А теперь посмотри, что ты натворил своими «безобразными» действиями. — Сказал мне ротный, приглашая занять место рядом с собой и передавая бинокль. Посмотрев в ту сторону, куда показал мне командир, я увидел следующую картину.
Спешившиеся фрицы, выстроившись в цепь при поддержке бронетранспортёров, по всем правилам военного искусства воевали с деревенскими домиками, обходя их с флангов и пытаясь прижать к реке. Дома не отвечали, принимая на свои могучие срубы пулемётный и винтовочный огонь противника, и лишь некоторые хаты стояли, накренившись, и горели после попадания семидесятипятимиллиметровых снарядов. Немного посмотрев на художества доблестных зольдат вермахта, я вернул бинокль владельцу и, пожимая плечами, сказал.
— А я что, я ничего. Сижу вот примус починяю. Товарищи командиры, разрешите мне наведаться к соседнему расчёту? — Наш взводный тоже был здесь и, посмотрев на него, капитан только хмыкнул и со смешком сказал.
— Иди уже. Примус. Да, и передай командиру, пусть спускают вниз свою пушку, чувствую, что теперь нас начнут ровнять с землёй.
Пока я шёл к Мишкиному орудию, то всё время слышал за своей спиной трескотню пулемётов, немцы воевали с дружелюбными привидениями, и продолжалось всё это ещё не меньше четверти часа. Закончили же они воевать только после того, когда окончательно вошли в деревню, и осмотрели все строения, найдя там только трупы своих камрадов. За это время мы не только успели скатить к подножию высоты свои пушки и прицепить их к броникам, но и загрузить трофейные миномёты в один из ЗИСов. А как только по нашим позициям раздались первые пристрелочные выстрелы вражеской артиллерии, то по приказу командира, личный состав по ходам сообщения спустился с высотки и отошёл к реке, укрывшись под берегом. Мы же сразу после погрузки, под прикрытием высоты, отъехали к берегу реки пережидать артобстрел. Вот тут-то Мишаня и поведал мне обо всех своих подвигах.