Как-то в июне после обеда в Летнем дверце Царского Села Ланской пожаловался на боль в горле и отправился домой. К шести часам он почувствовал себя лучше и даже смог сопровождать Екатерину на прогулке по парку. Затем, вновь почувствовав недомогание, он откланялся и поспешил к себе, отправив посыльного за хирургом, жившим неподалеку.
На другой день врач сообщил Екатерине, что у Ланского не просто болезнь горла, а злокачественная лихорадка, наблюдаются и симптомы грудной жабы, короче — ему не выжить!
Взволнованная и на смерть перепуганная императрица круглосуточно дежурила у постели своего Сашеньки. У того начался сильный жар, появилась отечность.
Ланской, хоть и отличался здоровьем, никак не мог преодолеть недуг, ослабивший его сердце. Прошло три дня. Ланской был по-прежнему страшно бледен и горел в лихорадке. У самой Екатерины тоже разболелось горло, но она никому не говорила об этом из опасения, что ее заставят покинуть пост у постели любимого.
На следующий день у Ланского начался бред. Больной не понимал, где он находится и что с ним происходит, впрочем, Екатерину все еще узнавал и называл по имени. Ночью он скончался.
Как водится в таких случаях, история смерти Ланского обросла многочисленными слухами. Утверждали, что несчастного отравили по приказу Потемкина, который якобы ревновал императрицу к молодому офицеру. Это, безусловно, не так. Ланской, с его полным отсутствием политических амбиций, представлял собой идеальную фигуру для жаждущего власти Потемкина, и устранять его у последнего не было никаких причин.
Говорили также, что Екатерина истощила силы молодого человека своей ненасытной страстью, равно как и тем, что якобы заставляла его принимать в неимоверных количествах средства для повышения мужской силы. Если и есть правда в подобных предположениях, то лишь в том, что Ланской, возможно, действительно несколько злоупотреблял возбуждающими средствами.
Как бы то ни было, скорбь императрицы была глубока и непритворна. «Я слаба и так подавлена, — писала она своему другу барону Ф.М.Гримму, — что не могу видеть лица человеческого, чтобы не разрыдаться при первом же слове. Я не знаю, что станется со мной. Знаю только одно, что никогда во всю мою жизнь я не была так несчастна, как с тех пор, когда мой лучший и любезный друг покинул меня».
Почти год оплакивала императрица Ланского, не появляясь на люди. Целых десять месяцев пустовали покои, отведенные фаворитам, — невероятное событие в летописях двора!
Однако Екатерина была из тех натур, которых не способно сломать сильное горе. Разве могла она так и прожить в слезах всю оставшуюся жизнь? Кроме того, скорбь мешала ей работать. Постепенно к ней стали возвращаться ее обычная жизнерадостность и жажда деятельности. А впереди ждала новая любовь и вереница очередных фаворитов: Петр Ермолов, Александр Мамонов, Платон Зубов…