В издательстве его мужчина встречал. «Уже хорошо, что мужик», — про себя отметил, вспомнив бесславные мытарства с недавней дамочкой. Мужчина оказался генеральным директором. «Опять хорошо, с начальством без посредников дело иметь придётся», — ещё раз порадовался Сергей Дмитриевич. Как и его предшественница-коллега, попросил генеральный директор на пару дней электронную версию книги. «Это что у них в издательствах как под копирку единый стиль работы с авторами?», — на этот раз насторожился Калинин. Тут же сам себе и успокоил, рассудив, что по-другому просто и нельзя, наверное. Ведь, чтобы судьбу рукописи решить, её прежде прочитать надо.
Вторая встреча с генеральным директором издательства в его рабочем кабинете состоялась. На фоне стен, сплошь из книжных полок состоящих.
Похоже, что Михаил Григорьевич (так звали генерального директора) рассказы почестному прочитал, потому что при этой встрече он вопросы по существу задавал, и что-то почти на память цитировал. Только всё это напомнило разминку перед самым главным. Потом и это главное началось.
— Что для Вас сейчас важнее: просто издаться или издаться так, чтобы книга Ваша и Вы, как автор прозвучали?
Ни секунды не дал собеседник Сергею Дмитриевичу подумать. Сам за него стал говорить. То ли размышлял. То ли инструктировал. То ли поучал.
— Нынче тюремно-лагерная тема в литературе — своего рода бум переживает… Много книг издаётся… Ещё больше рукописей по издательствам пылятся — своего часа ждут… И проза, и публицистика, и даже стихи… Очень часто хороший язык, хороший стиль, и позиция гражданская прослеживается… Только, понимаете, всё это как-то одинаково… Оно понятно, в этом ничего плохого… Учителя у всех одни — Солженицын да Шаламов… Только кто-то должен и дальше идти, кто-то должен веяние времени отражать…
Сказать пока Калинину было совсем нечего. Потому и слушал, молча, машинально помешивая в предложенной чашке чая, хотя сахара туда вовсе и не бросал. Исподтишка, разглядывал собеседника. Не углядеть было в нём ничего особенного. Рост средний. Телосложение среднее. Цвет волос размытый — что-то светлое, но не рыжее и не белое. И по лицу пройтись — зацепиться не за что. Мусорским языком говорить: без особых примет. Да что там — «без особых»! Вообще без примет: такого час в упор разглядывай, через день в толпе нос к носу столкнёшься — не признаешь. Зато манера говорить… Вроде негромко, вроде слова обыкновенные, а в напряге держит… Каждое слово, как тонкая иголка под кожу — входит незаметно, а двинуться захочешь — боль и беспокойство, потому как далеко зашла… Так с Калининым следак беседовал, склонял вину признать за то, к чему Сергей Дмитриевич никакого отношения не имел… И сулил, и пугал, и перспективы обрисовывал — всё ровным голосом, с одной интонацией…