Сейчас в прокуратуре осталось всего три следователя, вместо положенных по штату двенадцати, одним из которых был стажёр без высшего образования, вторым — парнишка, едва закончивший университет, и третьим — Иголкин, имеющий стаж работы около года.
Нехватка кадров была общим бичом как прокуратуры, так и милиции и служила главным аргументом при объяснении причин неэффективности своего труда.
Иголкин, конечно же, гробил дела не по злому умыслу, а в силу своей перегруженности, но надо же хоть немного соображать, какие дела стоит гробить, а какие — нет. Ладно, выпустить на свободу до суда мужичка, нечаянно уронившему банку с огурцами на голову любимой жены, но Голубева-то куда? Иголкин выпускал и тех и других. Всё верно — хлопот меньше. Объявил человека в розыск и сиди кури.
— Слушай, мастер, ты это серьёзно?
— Куда уж серьёзнее. Я думаю, прокурор не даст санкцию.
— При чём здесь прокурор? Ты уж отпечатай постановление, а с прокурором мы договоримся.
Иголкин слегка смутился:
— Хорошо, я посмотрю ещё. Но ничего не обещаю. Пока признания не будет, сам понимаешь…
— Так было ж признание! Никто его за язык не тянул. Сам в ногах валялся.
— А ты посмотри, что он сейчас пишет. Что его избили в милиции и заставили подписаться под чужим преступлением.
— Да этого козла пальцем никто не трогал!
— Я понимаю. Но он, к сожалению, имеет право говорить в свою защиту всё что угодно. Вас, кстати, придётся потом допросить по этому поводу.
— Допрашивай. Только закрой мудака этого. Он уже поля не видит, кого угодно на «перо» посадить может!
— Я пока ничего обещать не могу. Передопросите свидетелей, его поколите. Пока железных доказательств не будет, я греха на душу не возьму.
— Тьфу ты!!!
Костик с силой хлопнул дверью следовательского кабинета и выскочил в коридор прокуратуры.
В вытрезвителе находился один Таничев, пытающийся выжать из себя какую-нибудь умную версию для написания плана по ОПД случившегося накануне убийства. Кроме стандартных мероприятий, ничего в голову не лезло, и Петрович решил немного отвлечься, вспомнив про имеющуюся в сейфе бутылку «Балтики». Идеи после пива рождаются более активно, это надо учитывать.
Костик влетел в кабинет, с порога швырнул газету с делом на свой стол и прорычал:
— Ух, козёл!..
— Что с тобой, душа моя?
— Иголкин Голубева отпускать хочет. Мокрушника того.
— Совсем?
— Не знаю. Может, на подписку, может, совсем. Говорит — идите колите, иначе выпущу.
— Так Голубь вроде в сознанке.
— Был. В отказ пошёл.
— Хм… Почирикать, конечно, можно, но я сомневаюсь, чтобы он признался. Я вообще был удивлен, когда он сразу колонулся.