Продолжая повествование о себе, старец говорил: «Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровление было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении; мало надеялся на него и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: прощай, Божий свет! И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь». Но что за причина такого обета молодого человека, которому прежде в голову и мысль о монастыре не приходила? Страшно было проведшему время в беспечной веселости, по смерти, являться на суд Божий, определяющий грешников на вечное мучение. Следовательно, причина обета его идти в монастырь опять был страх Божий. Затем исполнение обета, т.е. поступление в монастырь, и вся последующая подвижническая жизнь что имела своей главной причиной? Страх Божий, который, в свою очередь, имел своим основным началом страх человеческий, т.е. до известного времени жизнь под строгостью.
За четыре года до поступления в монастырь, по словам самого старца, постигла его, как выше сказано, тяжкая болезнь, промыслительно направившая жизнь его к доброй цели. Следовательно, это было за год до окончания им семинарского курса, так как от окончания им курса до поступления в монастырь (от 1836 до 1839 г.) прошло только три года. Самое дело показывает, что Александр Михайлович, тотчас по выздоровлении, не имел возможности исполнить свой обет. Ему нужно было год доучиться до окончания курса. Иначе если бы он вздумал, для исполнения своего обета, уволиться из богословского класса, ему не дозволили бы сделать это ни его родители, ни семинарское начальство. Между тем целый год семинарской жизни, проведенный им в кругу веселого общества молодых товарищей, не мог не ослабить его ревности к монашеству, так что и по окончании семинарского курса он не сразу решился поступить в монастырь.
Теперь настало для Александра Михайловича время борьбы с самим собой, — тяжелая борьба! Чувствовал он, что связал себя обетом пред Господом посвятить всю свою жизнь на служение Ему в чине иноческом, но заманчивая жизнь мирская, исполненная разнообразных чувственных удовольствий, тянула душу его к себе, как магнит железо. Известно, что борьба человека с самим собою длится и во всю его жизнь. Но в подобных случаях, при перемене грехолюбивой мирской жизни на жизнь духовную, монашескую, исполненную многоразличных лишений и искушений, состоящую в распятии себя миру и сораспятии Христу, борьба эта есть, так сказать, генеральная битва, из которой человек выходит или победителем, или побежденным. Потому старец Амвросий, сообразуясь с наставлением преподобного Иоанна Лествичника