– Анна? – сказал почти спокойно. – Что случилось? Тебя обидели?
Стройная, акварельно-нежная, юная блондинка с худенькими вздернутыми плечами сидела на большой (скорее всего, музейной и великовозрастной) кровати и крепко обнимала большого игрушечного мишку с мокрым от слез плюшевым ухом. Ухо, по всей видимости, использовалось в качестве платка.
– Пап, отстань!
– Я тебя еще раз спрашиваю, – посуровел Мирон. – Тебя обидели?
– Господи! – отшвыривая медведя, распрямилась девушка. – Да кто меня обидит?!
«Двух дней не проживет», – мысленно внесла ремарку Дуся.
Из-за плеча Александра Сергеевича работяга-сыщица во все глаза рассматривала «девичью светелку», способную породить самую черную зависть у самой лучшей подружки.
Отпад. Неизвестно для кого холостой и бездетный дядя Яша готовил это помещение, на ум приходило только одно – денег некуда девать, и на досуге Яков предавался дизайнерскому творчеству. Привередливо выбирал шелковые полосатые обои, развешивал по стенам картины с букетами цветов (кажись, тоже фламандских кистей будут), расставлял изящную светлую мебель времен королевы Анны. Обои подобрал в тон обивке стульев и канапе на гнутых ножках. Шторы на окнах – упасть и умереть!
На капризный будуарный столик инородной летающей тарелкой приземлился раскрытый ноутбук.
– С подругой поругалась, двойку получила – доволен?! – разошлась тем временем зареванная обитательница антикварных покоев.
Вполне очеловеченный Александр Сергеевич (вероятно, не сильно преуспевший на ниве культурного общения с молодежью) обескураженно смотрел на дочь:
– Какая двойка, ты ж уже не учишься…
– Папа! Я могу побыть одна?! ПОЖАЛУЙСТА.
Миронов пожевал губами и, не собираясь оставлять последнее слово за дочерью, сказал:
– Ужин в семь. Не опаздывай.
– Я не хочу!
– Придешь, послушаешь, что я хочу сказать, потом реви сколько влезет.
Миронов резко захлопнул дверь. Дуся и Вера едва успели отскочить к подоконнику.
– Дети, – глубокомысленно, под нос, пробормотал папаша. Невидяще посмотрел на гостью и прислугу: – Чего я там?.. Ах да. Вера, где Алевтина?
– Где-то здесь, – бодро и бестолково отчиталась горничная. – Позвать?
– Нет, покажи сама Евдокии голубую комнату. Объясни там все… – Отвлекся на раздавшийся с другого конца анфилады легкий, быстрый перестук женских каблучков. – Та-а-ак, – пробормотал, – коршуны слетаются.
Как немного позже убедилась Евдокия, один из показанных в ресторане снимков оказался крайне удачным: фотограф поймал Миронову тещу в очень характерной позе. Нахохлившаяся Инесса Сигизмундовна, сложа цепкие подагрические пальцы перед грудью, опиралась задом на тумбу и в тот момент реально напоминала оголодавшего вислоносого грифа со слегка опухшими красными веками, присевшего на сук над трупом.