— Я только что, товарищ Есаян, говорил о том, что старые кадры незаменимы. — Вдруг он замолчал, и глаза его приняли печальное выражение. — Во всяком случае, доктор, грустная штука, наверное, человек сорок лет на одном месте работает, работает, а потом…
— Вы, должно быть, есть хотите, Нора. Я сказал дома — там, где я живу, — сказал, чтобы накрыли на стол. Пойдемте, поужинаете у меня. Поужинаем, побеседуем за чаем. Потом я вас провожу. Если боитесь, ночью с вами сестра останется, Офик. Сейчас скажем, чтобы и для нее постель принесли. Идемте. Ты что-то говорил, Миша?
— Нет, доктор, ничего не говорил.
Вышли. С порога Нора обернулась, посмотрела на свою дверь, на ней не то что замка, крючка простого и то не было. Улыбнулась — в самом деле, для чего это здесь.
Врач почувствовал, как девушка взяла его под руку. Он совсем не ожидал этого. Так брала его под руку мать. Они ездили в Эчмиадзин несколько лет назад…
Возле монастыря фотограф забежал вперед, нацелился своим аппаратом: «Сделаем снимочек!» «И почему я сказал тогда — не надо. Что может быть дороже такого снимка? Мать меня под руку держала… Сейчас бы я увидел, как это было».
— Осторожно, — сказал он, когда девушка взяла его под руку.
С дерева закричал ворон.
Того дома нет теперь. В нем помещалась амбулатория. С ним работал еще один человек, по имени Асатур, — санитар, акушер, фельдшер, нянечка, дезинфектор. Ничего не делал, бездельник был, охотник. Полы только подметал, с ружьем на коленях цепенел, уставившись в одну точку: где-то сидел тетерев, тетерев курлыкал, и он, напрягши слух, не отрывал взгляда от склянок с йодом. Слышался треск ломающихся под ногами сухих сучьев, снег взметался пылью и снова оседал. Прыгая по снегу, скакала лань…
— Асатур…
Вздрогнув, Асатур сжимал ружье крепче.
— Чтоб тебя!.. Лань мне спугнул!..
Составили список, и стал вызывать больных по списку. Первым пришел здоровенный детина. Детина снял черную папаху, под пей еще одна осталась — белая. Под мышкой петуха держал. Рядом мальчонка. Петух с перевязанными ногами плавно опустился, лег на землю.
— Для тебя, доктор.
Гребень красный, как леденец, весь как шелковый, петух из шелкового огня.
— Мне за мою работу Советская власть зарплату платит, заберешь обратно.
— Да ведь положение у ребенка сложное.
Положение у всех было сложное. Двадцать сложных больных — все разом хотели выздороветь. Услышали, что врач приехал, решили — волшебник явился. А в селе фельдшер был — Смбат, врачевал здесь уже много лет. «Новый доктор еще лучше», — сказали. Смбат был военным фельдшером без образования. Вскоре, однако, пятидесятилетний, не получивший никакого образования фельдшер заполучил обратно всю свою вероломную клиентуру. В Стефане быстро разочаровались. Кто-то один заявил: «Ничего не понимает, хоть и доктор», — и все с этим согласились.