Медленно уплывали назад руины платформы, сверху донизу оплетённые диким виноградом и пожарной лозой. Осталась позади брошенная на параллельных путях электричка, укутанная косматым одеялом серо-зелёного мха. – Станция «Белокаменная». Где-то здесь Митяя и подстрелили.
Бич показал на бруствер из мешков с песком по бортам платформы. – Ты, вот что, Студент: если начнётся заваруха – прячься и не высовывайся. – Как же так? – удивился Егор. – Если нападут…
– Как-как… каком кверху! Лежать и не высовываться, сказал же! Аватарки в пассажиров стараются не стрелять. Могут, конечно, случайно зацепить, но тут уж, как говорится, ничего личного. Но если начнёшь отстреливаться и попадёшь в кого-нибудь – клык на холодец, окажешься в списке их врагов. Ты ведь, как я понял, метишь в рейдеры? – Пока не знаю. Как получится.
– Раз не знаешь – не гони гусей. Поссориться всегда успеешь.
Раздался протяжный гудок, паровоз дёрнулся, резко сбрасывая ход.
– Ах ты ж, вашу мамашу! Накаркали!
Пути перегораживал завал. Толстенные, в три обхвата стволы легли на рельсы крест-накрест, образовав преграду, которую не преодолел бы не то, что маневровый 9П, но и мощный линейный локомотив.
Паровоз снова издал гудок и со скрежетом провернул колёса. Древесные стены медленно поплыли в обратную сторону.
– Берегись!
По ушам стеганул пронзительный свист. Егор испуганно дёрнулся – в полуметре от его ноги в дощатом настиле торчали две стрелы.
Он повалился под защиту мешков.
– Рюкзаком! Рюкзаком накройся, чтоб тебя!
Совет едва не запоздал. Тупой толчок, из рюкзака на два пальца высунулся плоский листовидный наконечник.
С паровоза ударил пулемёт. Яркие в зелёном полумраке трассеры летели влево-вверх, в густое переплетение ветвей. Состав набирал ход, торопясь под защиту бетонных козырьков «Белокаменной».
Ещё два удара в доски, шлепок в мягкое. На этот раз стрела не прошла насквозь, застряв в поклаже.
– Точно, озверели… – придавлено просипел Мамонт. Он не успел дотянуться до рюкзака и обрушил на себя мешки с бруствера.
Пулемёт захлебнулся длинной, на половину ленты, очередью, и замолк. Состав с разгону проскочил платформу, протарахтел ещё метров триста и, издав три коротких гудка, остановился.
– Всё, Студент, можно вставать. – Бич поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Из «Ермака» торчали три стрелы с необычно длинным, на четверть древка, оперением белого цвета. Егерь выдернул одну, повертел в руках.
– Дети Ясеня. Я так и думал…
– Кто-кто?
Егерь сломал стрелу и вышвырнул обломки за борт платформы.
– Сообщество аватарок разделено на кланы, и у каждого своя манера делать оперение. Что у них там промеж себя творится – одному Лесу известно: единого правительства нет, каждый дует в свою дуду. Путейцев, конечно, все терпеть не могут, но каждый клан – на свой, особый манер. Скажем, Дети Дуба их просто в упор не видят – как, впрочем, и остальных лесовиков. Засели в своей чащобе и носа оттуда не кажут. Дети Сосны гадят по мелочам: то канаты поперёк путей натянут, чтобы людей с дрезин сбрасывало, то колья вобьют между шпал. Или устроят завал и напихают в него гнёзд диких пчёл, чтобы веселее было растаскивать. Но есть и отморозки, вроде Детей Ясеня – тем крови подавай. Видать, крепко их в Замкадье обидели, если они до сих пор людям это простить не могут.