III
Автоматы ударили неожиданно – и для бредущего в хвосте Егора, и для возглавлявшего караван челнока. Для него их глухой кашель (нападавшие пользовались глушителями) стал последним, что он услышал в своей недолгой жизни. Череда хлопков, кровавые пятна расплылись на парусиновой куртке, и несчастный повалился на спину и заскрёб пальцами по траве, оглашая окрестности хрипом и бульканьем. Идущий следом за ним челнок умер мгновенно и беззвучно – пуля угодила в висок. Остальные попадали под защиту древесных стволов, выдернули из-за спин дробовики, и открыли беспорядочный огонь.
Егор спрятался за кочку и пальнул наугад из нижнего, винтовочного ствола «Меркеля». Ответная очередь ударила откуда-то сбоку. На голову с пробитого пулями ствола посыпались куски коры.
Егор перекатился на бок, уходя из-под обстрела, но ещё один веер пуль вздыбил мох у самого плеча. Намёк недвусмысленный: он на прицеле у пулемётчика, и стоит только шевельнуться…
Место для засады было выбрано со знанием дела: выйдя из чёрного лабиринта сучьев и стволов, вдохнув вместо мертвенно-иссушенного воздуха лесные ароматы и влажную свежесть, любой, самый опытный боец поневоле утратит бдительность. Да и зрение, испытав шок от резкой смены цветового фона – мрачноватая, но всё же зелень вместо радикальной черноты Мёртвого Леса – не могло не подвести. В результате, караван, не успев углубиться в живой лес, попал в огневой мешок. И то, что их всех не покрошили скупыми, почти беззвучными очередями, объяснялось лишь тем, что нападавшие не захотели этого делать.
Оставалось признать поражение. Челноки, подчиняясь властным окрикам из зарослей, поднимались, бросали ружья и послушно задирали руки. Егор покосился на напарника: егерь стоял, расставив ноги и заложив ладони за голову. Свой драгоценный штуцер он не швырнул на землю, а бережно прислонил к стволу.
Тотчас из-за кустов появились фигуры в лохматых костюмах и с лицами в разводах камуфляжной косметики. Они ловко, что свидетельствовало о немалой практике, обыскали пленников и уложили на мох лицами вниз. Егор насторожился: нападавшие – всего их было не меньше семи – обменивались репликами на смеси испанских и английских слов, и только двое предпочитали отечественную экспрессивную лексику.
То, что началось дальше, потрясло его до глубины души. «Лешие» по одному поднимали пленников, сверяли лица с фотографиями, которые извлекли из своих лохматых одеяний, и без лишних разговоров пристреливали. Челноки пытались вырываться, умоляли о пощаде, но это не остановило деловитых убийц. Дойдя до Егора и Бича, они оживлённо загалдели (снова англо-испанская речь, наполовину состоящая из непристойностей и специфического сленга) и устроили ещё один обыск, вывернув на этот раз карманы пленников. Сопротивляться не имело смысла – Егор молчал, напарник шипел что-то сквозь зубы, но подчинялся жёстким тычкам стволами под рёбра.